Я твой непрощённый, не твой наречённый,
не выстрадан гарью, но можно понять -
конечно извечное, сорвано стоном,
осталась секунда - и можно стрелять.
Улыбка лицо озарит, цыкни нервно,
прихлопни ладонью, глаза запрокинь
и вытяни палец, скажи мне, кто первый,
кого нанести на хламиды холстин
сетчатки гуашью и масляной краской
мазок за мазком, легким росчерком враз.
Из контура нежно.. Лицо или маска?
Дивится, моргает... Не кончен рассказ.
Ведь ты еще думаешь, чью мне доверить
судьбу или душу. Кого удержать.
Чьи мысли по капле забрать до потери
сознанья. Скажи мне, кого рисовать?
Чьи нервы-волокна разнять и запомнить,
картиной потом воплотить на стене?
Кого обессмертить, чей дух уже сломлен,
чья фреска сквозь кисть так стремится ко мне?
Давай же! Я так утомлен ожиданьем!
Я голоден, жаден до новых гостей...
Веди. Я исполню свой долг со стараньем.
Родным отдай золота тридцать горстей.
Ведь с каждым штрихом, за минутой минута,
из плоти на холст, с того света назад,
несутся, текут. И придут новым чудом.
В тот миг,
когда я
допишу
их глаза.
