Если ты не хочешь, чтобы тебя забыли, как только ты умрешь и сгниешь, пиши достойные книги или совершай поступки, достойные того, чтобы о них писали в книгах
Мой отец отличался буйным нравом, тонким умом, резащим как лезвие бритвы, стальным сердцем и целым винегретом из генов.
Кроме того, он являлся одним из самых известных людей солнечной Италии, занимал высокопоставленный пост и обладал огромным имением со множеством виноградников, и еще большим количеством людей, изнуряющих себя под нещадно палящими лучами желтого как лимон солнца.
Он трижды женился на собственной жене, - моей матери. В прошлом - безудержный коллекционер замысловатых предметов, которые он собирал со всего света, и опытный пленитель беззащитных женских сердец.
Его эстетические вкусы проявлялись в аристрократическом размахе, граничащем с крайностями. Он любил белые стихи, Сальвадора Дали, сливочное мороженное с горячим шоколадным соусом, персики со сливками, спиритизм и упражнения в меткой стрельбе.
Папа развлекался тем, что покорял и подчинял себе людей. Он наслаждался властью. Но не надо мной.
У него была собственная роскошная гостиница на Ривьере и, совмещая полезное с приятным, он время от времени наведовался туда, чтобы решить некоторые финансовые затруднения и заодно отдохнуть от семейной жизни.
Отец моего отца и оба деда торговали вином, ювелирными изделиями и оружием на черном рынке. Один из них даже подумывал открыть свою ювелирную компанию, но что-то пошло не так и однажды серым дождливым утром его нашли в номере дешевого мотеля, который служил прикрытием для наркодельцов, в окрававленной ванне с перерезаным горлом и переломлеными кистями рук.
Моя мама была отчаянно суеверна: она точно знала, что когда-нибудь умрет, перерезав себе вены. У нее было обыкновение говорить всем и каждому: жизнь не стоит усилий. Измотанная непостоянным характером отца, его извечными побегами из семейного гнездышка, которое она лелеяла и создавала неимоверными усилиями, она превратилась в тихую тень - бледное подобие того, кем она была раньше. А была она очень красивой женщиной, но жизнь реально поиздевалась над ней.
Она потеряла своих родителей в нежном воврасте, когда ей было лет пять. Ее мама, моя бабка, была родом из глухой сицилийской провинции. Нищета и безысходность повели ее по пути проституции и наркомании. Ее муж и отец моей матери был известным представителем преступного мира, его называли королем кутил. Проведя с ней всего одну ночь, он оставил ей в наследство ребенка, пару баксов и пачку дешевых сигарет. Так что в конце концов она закончила свою недолгую жизнь в психушке, наглатавшись какой-то гадости, забытая всеми, но не моей мамой.Врачи константировали смерть от передощировки, хотя в этом месте вряд ли можно было бы найти хоть какой-нибудь наркотик.
В конце концов король кутил нелегально эмигрировал в Америку, затравленный разъяренной мафией, у которой он украл очень большую сумму денег, в попытке сбежать от мрачной итальянской действительности к светлой американской мечте.
Долгое время мама кочевала по приютам, сменив семь семей, девять теть и три бабушки. Она узнала немощенные улочки и ветхие домишки, она узнала все низости жизни и всю несправедливость судьбы. Но не сдавалась, она была сильной личностью. Суровая жизнь не сломила ее, а наоборот, закалила. Она с фанатизмом преодолевала все трудности, возникающие на ее пути. И с таким же остервенением верила в бога, считая что он вездесущ, и что нет страдания, которое не отступило бы перед молитвой. Может быть это действительно помогло, но однажды ей крупно повезло: обладая ннезаурядными внешними данными, она смогла добиться успеха, и к 23 годам стать одной из самых желанных невест Италии.
Естественно, мой отец не мог упустить такой шанс и оставить ее незамеченной. Тогда он был молодым эпатажным мужчиной со свободными взглядами и манерами богатого повесы, внешне он напоминал Френка Синатру. Он только приехал из Америки, где заключил выгодную сделку,удвоившую его капитал. Обладая гипертрафированным шармом, он в короткие сроки очаровал мою мать, соскучившуюся по теплу, семье, ласке, и увез ее в заснежанные Альпы, где они поженились. Этот период их совместной жизни, по словам мамы, был самым счастливым. Молодость, любовь, успех и деньги - что еще нужно для счастья?!
Хотя мне об этом трудно судить: с детства окруженная роскошью и заботой родных, я все-таки была несчастна и, повзрослев, я была вынуждена скучать на светских раутах и искать новых экзотических развлечений, где-то даже запретных. До определенного времени я считала, что счастье - это некая субстанция, которая всегда протекает сквозь пальцы и остатется неуловимой и неощутимой как воздух. Он вроде бы есть, но потрогать его нельзя.
Во мне воплоталась красота матери, ее фанатичное желание побеждать, склонность к авантюризму отца и его острый язык.
Это была гремучая смесь и я с трудом с ней справлялась. Я не хотела играть мелодраматическую роль в своей жизни, скорее мне бы подошла роль сценариста. Я была бунтарем, идящем против общепринятых норм. Это сочеталось у меня с налетом сентитментальности и какой-то непонятной тоской непонятно за чем.
У меня был узкий круг друзей, так как изначально окпужающие вызывали во мне стойкое ощущение тошноты. Среди избранных был черный парень по имени Арчи, его отец был связан с мафией и поставлял оружие *черным пантерам* или организации освобождения Палестины. Арчи был высоким с большими глазами и такими же губами, похожими на два пунцовых слизня или, если хотите, на вареники. Он постоянно курил некую гадость, которую приобретал в пиццерии, принадлежащей его отцу. Вся философия Арчи сводилась к следующему: как бы раздобыть побольше марихуаны и зависнуть по полной программе. Как древние алхимики он пребывал в вечных поисках *философского камня*: самого крутого наркотика. Года два назад его отец пытался лечить Арчи, потратил уйму денег, но это ни к чему не привело. Арчи тщательно скрывает от отца свои пристрастия, так как если тот узнает, то Арчи останется на улице без средств к существованию. Он договорился с одним парнем из пиццерии, чтобы тот держал язык за зубами, платя за молчание по двести баксов в неделю. Время от времени после очередной затяжки, он выдавал: *Как я люблю этот чертов мир!* или *Жизнь – это иллюзия*.
Изабелль была моей соседкой по комнате, когда я училась в Сорбонне. Француженка, из самого сердца Парижа. Ее отец занимался недвижимостью и весьма преуспел в этом деле. Несмотря на свой юный возраст, Изабелль считала себя ярой феминисткой, что впрочем не мешало ей вести охоту на мужчин. Она была воинствующей богиней Дианой, стрелы которой настигали ни о чем не подозревающую жертву. Мужчин она меняла как перчатки, восторженно переживая каждое новое увлечение. Если, говоря о миллионере, всплывают такие ассоциации, как автомобили, яхты и женщины, то, думая об Изабелль, мне представлялись, такие вещи как дизайнерские туфли, шмотки и мужики. Будучи эмоциональным чкеловеком, Изабелль взахлеб рассказывала мне о всех перепетиях и интрижках, которые ппереплетались вокруг нее. Жуя круассаны и попивая апельсиновый сок, она, желая спасти меня от одиночества, серьезно рассуждала о том, что мужчины – это спагети, которые нуждаются в хорошей приправе, коей естественно являемся мы, женщины. Сами по себе они теряют свою пикантность и становятся скоропортящимся продуктом. Изабелль отдавала предпочтение мужчинам со странным чувством юмора или вообще без него и желательно, чтобы они были женатыми. Имея дело с последними, она как бы подтверждала непостоянство мужской натуры и их склонность к изменам.
В число моих друзей входил и Тони – рок-музыкант, известный по всему миру. Он никогда не расстовался с гитарой. У него были длинные волосы и какой-то отчаянный огонек в печальных глазах. Тони был любителем погонять в полночь на харлее на огромной скорости, когда ветер врезался в его восторженное лицо, а луна смущенно пряталась за облака. Зачастую Тони находился в состоянии, балансирующем на грани маниакальной депрессии и дьявольского вдохновения. Безусловно, он был талантлив, но было одно *но*. Он страстно любил женщин, расстрачивая на них и на выпивку свой талант. Тони развлекался с девушками с подиума и голливудскими старлетками. Однажды он попытался соблазнить меня, превратившись в один миг в страстную и романтическую натуру, употребив весь свой арсенал искусителя, но четкий и конкретный ответ охладил его порывы. Лично я считаю, что с друзьями не спят. Хотя, поднажми он немного, возможно я бы сдалась. Уж очень он соблазнительно выглядет! В его постели побывали даже некоторые знаменитости, чем он несомненно гордился. А вот Изабелль вызывала у него болезненное чувство неприязни, поэтому ей доставались в основном насмешки и всяческие издевки над ней. Она отвечала ему взаимностью, называя его говорящим бутербродом, слезливым эмо и слипшимся спагетти.
Но самым близким моим другом оставался Марк. Это был человек с греческими чертами лица: прямой нос, тонкие губы, светло-голубые глаза и черные волосы в сочетании с энергичным лицом, в котором было что-то орлиное, придаывали ему некую изысканность. Он обладал аристократическими манерами, безграничной добротой и имел мягкое сердце. Марк был страшный оптимист, его жизненное кредо гласило: *Все, что не происхордит к лучшему!* Он жил без злобы к кому-либо и с чувством милосердия ко всем. Иногда он был крайне сдержан, но не холоден, и под этой сдержанностью, под этой броней, *таилась пламенная, страстная душа, кипели бурные желания*. Марк был плодом порочной любви, союза сексуальных меньшинств, он и сам пошел по этому пути. Марк был геем. Это ни в коей мере не сказывалось на наших отношениях. Скорее наоборот, именно это качество меня и привлекло в нем.Он был очень незаурядным молодым человеком, с изюминкой внутри, со стальным стержнем и собственным оригинальным мнением на все, что происходило вокруг него. Марк рисовал как Гойя обнаженных женщин, причем его картины отличались сальвадоровским расположением тел. Это скорее было страстью, увлечением, но никак чем-то глобальным или серьезным. Хотя его картины с эстетической точки зрения были довольно таки привлекательными и радовали глаз, заставляя задуматься о сопоставимости внутреннего содержания с внешним проявлением.
Вообщем, все мы были молоды, наивны и открыты миру, вернее, нам казалось, что он для нас открыт. Причем, каждый со своими тараканами в голове.
