Снова осень хватает птиц и швыряет вверх.
И, прищурясь, выводит рулады в печной трубе.
И, поняв, что ей можно всё и плевать на всех,
села в поле и пишет письма сама себе.
И, с деревьев содрав жёлто-бурую мзду, утих
полоумный ветер. Деревья считают дни
до зимы. И, дрожа, культями ветвей своих,
с перепугу наделали в небе дырок. Ещё они
называются звёздами. Ночь. Мой стакан налит
до краёв и стоит на столе. Неважно, что в нём.
Да, теперь я знаю: душа - это там, где болит
по ночам и где так неприятно немеет днём.
(День - это время суток, когда зубы стремятся к локтю).
Всё ничего, только дней слишком много в году.
От меня каждый день отрезается по ломтю,
точнее - снимается стружка. Скоро уже сойду
на нет. И тогда по карнизам, крышам и проводам
я потянусь к тебе - обрывком тумана, сном -
в общем, тем, во что превращусь. И по своим следам
я возвращусь к тебе, как не смог в бытии земном.
А если ты по ошибке мой телефон наберёшь,
мой голос, возникший в трубке, скажет тебе "алло".
И в пору, когда деревья одолевает дрожь,
я буду дождём осенним стучаться в твоё стекло.
