Прощай, мой милый. Ты был удивительным существом. Своенравным, упрямым, приходил, когда хотел, и уходил, когда желал, чтобы тебя не трогали. Вечерами устраивал шумную погоню за нами или маленькими мячиками и фотоплёнками. Обожал спрятаться за креслом, выждать удобный момент и неожиданно и резко выскочить и схватить мячик. Потом гонять его по комнате, уморительно подпрыгивая и припадая к полу.
Терпеть не мог лечиться. Когда понимал, что поведут к врачам, прятался в самые дальние уголки квартиры. Слава богу, что здоровье у тебя было сибирское. И даже пара отравлений не подорвала твой выносливый организм. А может, и подорвала. Кто знает. Снаружи никогда не видно, что с тобой на самом деле творится. Болезнь может подтачивать исподтишка. Ты можешь быть печальным или хмурым. Терять аппетит, становиться сварливым. Это списывается, обычно, на настроение. И только когда тебе действительно становится плохо, тогда мы это видим, но чаще всего – болезнь уже слишком запущена… В тот раз, увидев твои закатывающиеся глаза и беспомощную вялость, на ночь глядя, я повезла тебя в клинику, и тебе поставили капельницу. Но Бог ты мой, какой ценой это было сделано! Пришлось вкалывать успокоительное, иначе все доктора были бы выведены из строя на несколько дней. Глядя на то, как ты не можешь пошевелиться, обездвиженный лекарством и привязанный (на всякий случай) к столу, но очень внимательно и хищно следишь за каждым его движением, усталый доктор сказал: «Такие вредные обычно выживают». И он оказался прав. Ты быстро поправился, повеселел и снова принялся вредничать, шалить и хулиганить…
Потом через несколько лет тебе стало плохо. И снова прятки, снова поездка в клинику, снова попытки лечить. Бедные доктора! Лучшие из них, те, которые действительно являются спасителями наших тел и душ, бесстрашно (почти) сражаются с вашим нежеланием лечиться. Ты сопротивлялся так, как будто защищал свою жизнь. В общем-то, ты её действительно защищал. Цеплялся за неё всем, что дала тебе природа. Ты защищался от смерти. Но делал это так тотально, что в число твоих «врагов» попадали все: я, врачи, медсёстры… все… Пока тебя привязывали, ты выл так, что сбежалась вся клиника, посмотреть, кого это так мучают! Ты умудрился обрызгать халат доктора, хотя она находилась в полуметре от тебя, распятого на смотровом столе. А ведь всего лишь хотели поставить капельницу. Что ж ты так бешено сопротивлялся?!
«Именно такие вредные выживают», – сказала врач. Снова эта фраза…
Ты упорно цеплялся за жизнь. Даже когда после успокоительного укола ноги не слушались, ты упорно пытался идти. Не получалось идти – полз, пока ноги не начали слушаться. Ты не ложился, как будто боялся, что больше не встанешь, приподнимался на дрожащих лапах, шатаясь, двигался по какой-то немыслимой траектории, падал, вставал и снова двигался, пока не почувствовал, что тело снова тебе подвластно. Это потрясало, вызывало уважение и восхищение.
И ты прожил ещё год. Хотя организм уже начал сдавать. Но не ты, не твой дух, который невозможно было сломить ничем, никакими болезнями и причинами. Ты снова жил. Медленно умирал, но жил. Тебе становилось всё хуже и хуже, но ты, упорно наклонив лобастую голову, гнал прочь смерть. Когда врач увидела, в каком состоянии кровь, с ужасом воскликнула: «С такими анализами не живут!» Но ты продолжал жить. Я ставила тебе капельницы, тратила бешеные суммы на лекарства, неумело колола тебя иголками, часто попадая в нерв. Сложно у вас попасть в мышцы, небольшие они по размеру. Ты сумрачно огрызался и, уходил, недовольный тем, что лапа дёргается и не поддаётся твоей воле. Прости меня за то, что причиняла тебе нечаянную боль. Я не могла смотреть, как ты умираешь, и ничего не делать. Я продолжала тебя лечить, хотя понимала, что это уже ненадолго. Ты заслуживал того, чтобы бороться за твою жизнь так же, как сам за неё боролся. Пока ты мог есть, ходить, смотреть и слышать, я должна была помогать тебе, чем могла. Вниманием, заботой, лекарствами…
Даже когда ты уже не мог есть, всё равно хотел жить. Такой могучий дух в таком маленьком кошачьем теле! Спасибо, Друг, что ты был рядом со мной столько лет. Спасибо, что любил меня не за какие-то «хорошести», а просто за то, что я есть. Спасибо, что мурлыкал мне свои кошачьи песни, серьёзно глядя в глаза своими янтарными бездонными глазищами. Спасибо, что своим примером показывал, как нужно бороться за жизнь. Даже тогда, когда все вокруг опустили лапы – бороться. Я люблю и уважаю тебя. Мне будет тебя не хватать…
-------------------------------------------
29 сентября 2008 года.
Посвящается моему самому любимому коту Амуру, единственному настоящему другу.
Пусть тебе будет хорошо, мой милый.
Уважаемые г. редакторы. Позвольте спросить. Если бы вашему (мне всё меньше хочется называть его своим) сайту оказал честь своим присутствием Евгений Сатановский и повторил бы то, что в своей ярости благородной сказал я, скажите мне, люто бесящаееся от своей никомуненужности недопоэтессо оле тоже дало бы ему двенадцать часов на удаление мнения, угрожая ему, ли сайтом всё-таки не распоряжаются недопоэтессы и прямо рьяные до хорькового аромата защитницы врагов моей страны?
Если через любое время моя последняя публикация будет удалена с сайта, я буду вынужден покинуть сайт, покинуть, считая его притоном русофобской проамериканской, мягко говоря, пакости. Может быть, уйду не один. Оставив оставшихся пересчитывать зелёные сребренники и молиться на крышечку от кока-колы. Тоже даю время на раздумия - администрации сайта - те же двенадцать часов.
Ух ты. Роботы, конечно, могут удивлять, но насколько я знаю про Дзен, там надоть регить свой ресурс, чтобы дзеновский робот по нему шарил, а я Решку там не регил однозначно.
