Я не стараюсь танцевать лучше всех остальных. Я стараюсь танцевать лучше себя самого
(Михаил Барышников)

Все произведения автора

Все произведения Избранное - Серебро Избранное - Золото Хоккура

Сортировка по рубрикам:

Проза

из цикла "Наследники Мишки Квакина"

Книжечка

Младший брат мой, Пашка, был в детстве человеком кургузеньким, запуганным и малоразумным, но при этом весьма себе на уме и хитёр как сорок тысяч енотов. Оно и понятно, что среднестатистический простодырый деревенский паренек тайные общества вроде АУНа или ЛИМОНа не только никогда создавать не станет, но даже и не додумается до такого. Пашка же додумался. Впрочем, сейчас речь не о тайных обществах деревенского разлива. Мы с ним на момент описываемых событий были, практически, предоставлены сами себе. Мать пропадала то на работе, то в самодеятельном театре, ею же при сельском клубе организованном, то в зарождающейся секте «Дети Васямали».

Отец же, бережно выпестовывая свою вызревающую как чирей нравственную убогость: то ублажал чрево в столовой, утробно поглощая состряпанные бывшей любовницей - поварихой Валентиной блюда; то нежил ненасытный приап в поездках на расположенный в областном центре автозавод. Таким образом, до детей, то есть до нас, никому дела не было. И, слава Богу, потому что когда про нас все-таки вспоминали и брались воспитывать, интенсивно пытаясь наверстать упущенное время, то ничем хорошим эти педагогические порывы обычно не заканчивались.

Еще у нас была сестра двоюродная, Лариска. Дочка старшей сестра отца, тети Нины. В то время, до судьбоносного явления в нашей тихой жизни ничтожной мачехи и ее, люто алчных до наживы родственников, Лариска лето проводила у нас. Так и мамаша ее могла расслабиться, насколько это позволяла обстановка коммунальной квартиры в общежитии карандашной фабрики и Лариска получала необходимую дозу витамина Е из солнечных лучей и прочих витаминов здоровой деревенской пищи. Хотя семья наша в глазах окружающих казалась крепкой и зажиточной, но я с детства знал и терпел нужду. Впрочем, дальнейшие события показали, что вся эта семейная крепость и зажиточность были лишь ловкой оптической иллюзией, созданной нашими родителями в глазах недалеких людей. Своеобразный колосс на глиняных ногах.

Отец был человеком ленивым, как выхолощенный мерин, но при этом весьма напыщенным и заумным. Как говаривали про него в районе: «За мудрость Бог лба прибавил», имея в виду стремительную инфляцию его волосяного покрова. Говоря проще, плешь, появившаяся у него сразу после возвращения из рядов славной Советской армии, прогрессировала прямо на глазах, грозя стать полноправной апоплексой сиречь лысиной. При этом он был матерый краснобай, любил поумствовать, поговорить о «ведущей роли партии», цитировал по памяти труды В.И. Ленина, которые конспектировал в армии, и щеголял при случае и без оного парой-тройкой латинских слов, типа «эскулап» или «пендераклия». Простодушные люди принимали его прямо таки за «светоч мысли». Опять же, к лысым, на фоне тогдашнего пантеона руководства страны и коммунистической партии, в простом народе было полутрепетное отношение.

В общем, мизансцена вам понятна, фигуры предстоящей партии расставлены на жизненной доске. Лето. Вечер.

– Не шумите тут без меня, - мать, прихватив магнитофон, запас аудиокассет и пакет со свежеиспеченными пирожками с начинкой из крапивы и вареных яиц опять куда-то ушла. – Батя как приедет, так ужинайте. Меня не ждите. Картошка в кастрюле на плите, молоко в холодильнике.

Из очередной секс-поездки в город, полупьяный и довольный, как покрывший целое стадо полосатый слон, папаня привез высокорослую белокурую племянницу.

– Мать где?

– Ушла куда-то.

– Вот же шишига! А поесть хоть оставила чего?

– Картошка на плите, молоко в холодильнике.

– Ешьте без меня, - он брезгливо выпростал из холодильника трехлитровую банку с молоком и гулко присосался к ней.

Мы с Пашкой завороженно следили, как молоко белой струей исчезает в этой бездонной пасти.

– Хм, странно, вроде как с кислинкой было, - отец поставил пустую банку на стол. – Помыть не забудьте, а то маманя нудеть будет.

– Развлекайте сестричку, - сдав ее нам с Пашкой с рук на руки, по обыкновению что-то бормоча себе под нос, он грузно потопал в спальню, гулко шлепая босыми пятками как матерый перепоночник. – Ларис, помни, мы никуда не заезжали. А я спать пошел. Устал.

Там, за оружейным сейфом, у него был тайник с эротическими газетами и журналами, и когда матери не было дома, то он закрывался в спальне и читал. Наивный, он думал, что про тайник никто не знает. Как бы не так! Часть этой греховной печатной продукции ловкий проныра Пашка позднее выгодно сбыл сексуально озабоченным сверстникам.

Мы же, втроем с Лариской уселись за обеденный стол в прихожей вечерять, чем Бог послал. Так как пирожки уже ушли к какой-то незнакомой нам бабушке, то пришлось ограничиться вареной картошкой, зеленым луком и солью, потому что больше ничего съедобного у нас не было.

– А я вам гостинец из города привезла, - Лариска достала средних размеров кусок прошлогоднего сала.

Тетя Нина воровала это сало у матери, бабушки Дуни, а потом зачем-то отваривала в луковой шелухе до покраснения и обильно посыпала толченым чесноком и молотым черным перцем, который еще за несколько лет до этого, до рождения Пашки, в изобилии наворовал из колхозной столовой деревни П. где служил помощником агронома, наш хозяйственный папенька. Сало получалось крайне жирным и приторным на вкус, но для детей, вскормленных по большей части картошкой и черным перцем, и такое сало было редким деликатесом.

За ужином Лариска, в процессе непринужденного разговора, делясь городскими событиями, ненароком достала из сумочки синюю записную книжечку. Надо заметить, что будучи, в целом, игрушками не избалованным, братец мой имел пунктик на блокнотах и записных книжках. Так как ни папа-старый скряга, ни набитая различными предрассудками мать, ежедневников и блокнотов ему не покупали и не дарили, то начинающий эпистолярий воровал их везде, где только мог.

Он исподлобья, чтобы скрыть внезапно загоревшиеся глаза, наблюдал за потенциальной добычей. Подзуживаемый бесом жадности и корыстолюбия щербатый шельмец решил завладеть вожделенным средством фиксации своих мыслей, ну или что он там фиксировал. Понятно, что на прямой разбой ввиду того, что значительно уступал сестре в возрастной и весовой категории, он решиться не мог. Грабеж, то есть открытое завладение чужим имуществом, отпадал по этой же причине. Кража, сиречь тайное хищение, хотя и была близка натуре этого шкодливого ребенка, тоже отпадала, так как Лариска была не лыком шита и впитала привычки и традиции нашего семейства с молоком матери, поэтому держалась с нами настороженно. Рассматривая лежащую на столе прелесть в синем кожаном переплете, и, не забывая при этом жадно поглощать сало, пугливо косясь в сторону родительской спальни, откуда мог выйти отец и отнять жирный гостинец, Пашка начал вынашивать коварный план завладения ею.

Не знаю, какие мысли густым ведьминым варевом кипели в бушующем мозгу этого шалопая, но, к тому времени как домой вернулась, потрясающая магнитофоном и напевающая во весь голос хаотичное попурри из модных песен, мать, он нашел решение. Как это ни странно, он решил прибегнуть к проверенному средству – шантажу. Оставалось подловить сестру на каком-нибудь неблаговидном поступке и выманить в качестве награды за молчание вожделенную разлинованную мелочь. Учитывая раздражительный характер и обостренную мнительность матери, повод должен был подвернуться очень скоро. Но молодой пессимист, чей рассудок помутился от алчности, решил ускорить естественное развитие событий.

– Привет Лариса! – обрадовалась мать. – А батя где?

– Спит.

– Вот же пень ленивый! Ларис, вы по пути никуда не заезжали?

– Нет.

– А сало откуда?

– Мама вам передала.

– Странно, с чего это вдруг? У нас своего сала полно. Правда, махерики? – мать как удав, гипнотизирующий кролика, уставилась на нас.

– Полно, - дуэтом согласились мы.

– Ты Нинке скажи, чтобы не позорила нас. Еще не хватало из города в деревню сало передавать. А молоко куда делось? – заметила мать пустую банку на столе.

– Батя выпил. Мы помоем сейчас.

– Вот же проглот! – мать начала неспешно поедать сало. – И куда в него только лезет?

Пашка решил воспользоваться представившейся возможностью.

– Ларис, пошли что покажу, - для начала, он под каким-то предлогом заманил Лариску в культивируемый матерью палисадник, расположенный с торца дома под окнами родительской спальни.

Для того чтобы закрепить в мятежном сознании матери факт посещения племянницей этого уголка рукотворной флоры, он постучал в окно, чем вызвал море проклятий со стороны любящего папаши, потревоженного в момент услаждения чтением литературы.

– Я тебе ручонки то поотрываю, баламут дефективный! – погрозил здоровенным кулаком через стекло папаша. – Будешь знать, как в окна тупить! И ты Ларис, совсем не следишь за братом. Смотри, доиграешься у меня!

– Ладно, Паш, я пойду в дом, - смущенная нецензурными напутствиями дяди, Лариска поспешила вернуться в дом. – А ты, если хочешь, играй.

– Нет, я с тобой пойду. - Пашка, проводил ее до крыльца.

– Мне в туалет надо, - внезапно «вспомнил» он. – Я сейчас приду.

Убедившись, что сестра вошла в дом, он одел ее обувь и вернулся в палисадник, где тщательно затоптал любовно разведенные матерью фиалки.

Мать, когда на нее нападало лирическое настроение, и она не могла покинуть стены семейного гнезда, любила выйти в палисадник нюхать нежный аромат фиалок и слушая сиплый звук текущего из дырявого резинового шланга ручейка, наблюдать за качающимся на столбе бесприютным жестяным фонарем. Быть может, на нее снисходила благодать, а может быть, воображала себя Евой, ждущей змея-искусителя в Эдемском саду. Во всяком случае, после этой релаксационной процедуры она несколько часов бывала спокойна и никого из нас не оскорбляла и уж тем более не избивала.

Но надеждам юного интригана на избиение сестры, под шумок которого он умыкнул бы милую сердцу безделицу, не суждено было сбыться. В ту ночь начался сильный дождь с грозой, размывший следы Ларискиных босоножек, заботливо оставленные малолетним шалопаем на бывших фиалковых грядках.

– Свят, свят, свят, - испуганной матери, закрывшейся в спальне, было не до созерцания фонарно-фиалковых красот и мыслей о прекрасном. – Святы́й Бо́же, Святы́й Крепкий, Святы́й Безсмертный, помилуй нас!

А ведь мог бы и вспомнить мелкий надоедала, что фиалки, также как и одуванчики, перед дождем закрывают свои цветы. Но видимо ослепленный предвкушением скорого завладения книжечкой Пашка не обратил на это внимания.

– Убью уроды! - на следующий день гнев матери, обнаружившей разорение тщательно лелеемой плантации фиалок, пал на незадачливого прохиндея. – Кто тут скакал, козлы позорные? У кого ноги лишние?

– Пашка там что-то спотыкался вчера вечером, - потревоженный накануне папуля мстительно заложил сына. – Хотя я его предупреждал, окнотупа этого…

– Ах ты скотина! – набросилась на сына мать. – Удавлю перденыша!!!

– И ты тоже виновата, не следишь за придурками! - Лариске, как дорогой гостье, досталась пара оплеух

– На всю жизнь запомнишь хорек, как цветы топтать! – Пашка был самым жесточайшем образом тщательно выпорот электрошнуром кипятильника.

– Поубиваю, козлы безрогие! Под ноги глядеть разучились, паскуды! - для профилактики правонарушений досталось и мне. – Ты тоже не следишь за братом, урод!

Я быстро покинул стены дома, и основная экзекуция проходила без моего участия. Да, родители наши имели болезненное пристрастие к телесным наказаниям.

Другой бы на этой ошеломляющей неудаче пал духом и опустил руки, но юный правонарушитель не ждал милостей от судьбы. Заполучить книжечку стало для него навязчивой идеей и, своего рода, делом чести. После пары неудачных попыток завладеть добычей путем банальной кражи, ибо Лариска была начеку и бдительно следила за ним, он вновь вернулся к неординарным методам.

В следующую после экзекуцию ночь, он внезапно вскочил с кровати и истошно заорал. Я спал в зале на диване, а Лариска в одной комнате с ним, на моей кровати. Забавно было наблюдать мать, несущуюся высоко вскидывая ноги, как безумная самка страуса, на вопль Пашки.

– Чего орешь, дефективный?

– Меня кто-то задушить пытался! – выдал юный мошенник после профилактической оплеухи. – А когда я закричал, то он спрятался в шкафу.

Стоял там у него в комнате старый шифонер. Естественно, что в шкафу никого не оказалось.

– Совсем мозги протухли! – мать, кипя праведным гневом начала жестоко избивать его. – Это Влад на тебя плохо влияет!

На шум вышел, громко скребя десницей объемистый живот отец, и, проходя мимо, для профилактики пару раз пнул меня ногой. Потом аналогичный педагогический прием был применен им к лежащему на полу младшему сыну. Оценивающе разглядывая сквозь ночную рубашку фигуру племянницы, он укоризненно покачал головой.

– Оставь выродков в покое и иди спать, - а сам протопал на кухню и гулко помочился

в пустое ведро из-под угля, которое с зимы болталось возле котла отопления. – Завтра вставать рано.

– Если еще хоть раз пикните! - мать, пригрозив нам, с чувством выполненного долга удалилась на супружеское ложе. – Хоть звук донесется от вас, то поубиваю! Всех! Тебя, Ларис, это тоже касается!

Вот тут Пашка и приступил к тонкой психологической игре.

– Сейчас опять заору! - до пяти часов утра угрожал, морально надломленной тягостной семейной сценой и измученной отсутствием сна, Лариске. – И скажу, что это ты меня душишь!

– Да что я тебе сделала?

– Сейчас как заору, так сразу узнаешь!

– Тебе же тоже попадет!

– Тебе больше попадет! - при этом никаких конкретных требований не выдвигал.

– Книжечку гони! - лишь в самом конце, когда она уже на все была готова лишь бы прекратить эту кишкомотную канитель, потребовал малолетний охламон.

На недоуменный вопрос Лариски:

– Какую книжечку?

Он начал кататься по кровати и как в припадке грызть засаленную подушку, чтобы не издать ликующий вопль и не испортить все предприятие.

И лишь слегка успокоившись, по-змеиному прошипел:

– Синюю! Телефонную!

– Зачем она тебе?

– Гони книжечку, говорю! А то сейчас заору!

– Да на, подавись ты! - понятное дело, что жертве извечного конфликта города и деревни бедной белобрысой дылде ничего иного не оставалось, как отдать родственному деревенскому свинтусу вожделенную полиграфию. – Но ты еще об этом сильно пожалеешь!

– Только тронь меня, крыса белобрысая, сразу заору!

– Надо было тебя и правда придушить! – в сердцах произнесла Лариска. – Да жалко дурака недопеченного.

– Сама недопеченная!

– Ладно, ты книжку получил, а теперь дай мне поспать!

– Спокойной ночи!

– Ну ты и скотина наглая! - впрочем, вскоре она на нем отыгралась, но это была уже совсем другая история.

А вот безвинно загубленные фиалки жалко.

Опубликовано:	17.12.2016 17:25
Просмотров:	1965
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Книжечка

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться