да, любимая, да, вспоминаю как странный сон:
ты стояла нема, не качалась, не падала
и светила, как будто бы огненных искр сонм -
так казалось мне, но что я знал об огне тогда.
помню, что мир был размыт и неясен, к черту же.
важно одно, ты была и светила, безумная.
но один миг я особенно помню отчетливо:
спуталось все, но, к солдатской чести, подумал я:
"олово стерпит, но в груди моей олово
жжет угольком и ломается, как графит..
был бы бумажным, и сердце мое и голову
разорвало тоскою бы изнутри,
но ты светишься, так нестерпимо светишься
и не рвешься, держишь свой арабеск,
а за морем в глазах полыхающей ветошью
разгорается странно-отчаянный блеск.
смерть я видел, но она не взяла меня
значит, волею бога теперь берет.
тает олово, жалко, что я не каменный -
не пристало в мундире смешить народ.
мне не видно огня, он не ярок совсем, мой друг,
если свет твой стоит у него на пути.."
Айседора дернулась, как сломалась вдруг,
опустилась ножка, раздался слабый стук -
и разбег, и полет,
я кричал - свети!
дальше было горько и горячо,
балерина уткнулась в мое плечо -
так легка, и нежна, и тонка, как нить...
олово начинало уже светить.
