Серое утро. Быстро иду по грязно-серому тротуару, перепрыгивая через ртутные зеркала луж. Больница – бетонная коробка, окруженная высоким забором, на верхушку которого так и просится колючая проволока - для закрепления образа. Прошмыгиваю через ворота. На серой двери серая вывеска - «Приемный покой».
«Интересно, кто такое придумал? Будто покой можно принимать. Внутрь. Три раза в день. После еды. Запивая небольшим количеством воды…», - отвлекаю себя размышлениями, торопливо поднимаясь по серой лестнице. На нужном мне этаже красная ковровая дорожка, яркие картины на стенах, кожаная мебель и большой аквариум. Это платное отделение больницы.
Осматриваюсь. Никого. И тишина вокруг… Ну прямо как в лесной чаще зимой. Осторожно сажусь на бежевый диван, бережно кладу рядом с собой букет сирени, и принимаюсь ждать. Жду терпеливо, не притоптываю ногой и не дергаю цветки из букета. Так примерно минуты три. На четвертой минуте терпеливо ждать надоедает. Поднимаюсь с дивана и подхожу к аквариуму. В нем две большие серо-зеленые рыбины, они лениво выплывают из-за каменного домика, несколько секунд смотрят на меня пустыми глазами и снова прячутся за домик.
- Вы к кому?
Резко оборачиваюсь. Ощущение - будто застукали, когда занималась чем-то непристойным.
- К Хохлову Михаилу, - внезапно севшим голосом.
- К Мишеньке? – переспрашивает. Медсестра: пышные каштановые волосы, веснушки на лице, белоснежный халат. Хм.
- Да, к Михаилу, - смотрю в упор.
- Его сейчас нет в палате, он на осмотре, - очень вежливо.
- А когда будет?
- Сложно сказать определенно, думаю, через полчаса будет точно, - снова очень вежливо. Этажом ниже мне бы наверняка уже раз десять нахамили. Подхожу к дивану, беру букет и, не прощаясь, выхожу из фойе. Шагая по красной дорожке, придумываю, где и на что убить полчаса свободного времени.
На улице остро пахнет дождем. И яблоками. Примерно так когда-то пахло в бабушкином саду. Яблонь было много, созревшие плоды лежали на земле. Бабушка собирала их в корзину, а мне предлагала: «Угостись!», но я категорически отказывалась, заявляя, путая буквы: «Глиное есть не буду!». Тогда бабушка срывала яблоко с дерева для меня, а падалицу резала на куски и сушила на крыше сарая…
Бреду по аллее больничного парка. Трава вокруг сочно зеленая, хочется упасть в нее лицом.
- Галка!
Оглядываюсь. Мишка идет ко мне со стороны второго корпуса больницы. Спортивный костюм болтается на нем, как на вешалке. У меня немеет сердце. И лицевые мышцы. Настолько широко улыбаюсь.
- Здравствуй, Хохлов! – говорю звонко.
- Здравствуй, Галка! – в тон произносит Мишка. Его глаза за стеклами очков искрятся радостью. Приятно. С растянутыми в улыбки ртами стоим пару минут, и молча пялимся друг на друга. Сдаюсь первая:
- Какие дела?
Мишка передергивает плечами и спрашивает:
- Посидим?
В нескольких шагах от нас деревянная скамейка. Мишка направляется прямо к ней, я же иду следом, зачем-то спрятав сирень за спину.
- Прошу, - учтиво молвит Хохлов, жестом предлагая присесть.
- Мокро, - констатирую, дотронувшись до сидения рукой. - Подожди…
В рюкзаке в целлофановом пакете физкультурная форма. Вытряхиваю форму из пакета, тот разрываю, часть протягиваю Мишке.
- Бритни Спирс, - причмокивая, говорит он, рассматривая свою половину.
- Ага, - стелю свою часть картинкой на скамейку и сажусь. Мишка плюхается рядом.
- Ну, рассказывай!
- Сначала мы решили пойти в «Глобус», ну, это новый клуб, на Кирова открылся, но потом оказалось, что у Славки флаеры в «Нибелунг» и…
- Ты это о чем? – глядит удивленно. Глаза у него необыкновенные. Желтые, как у кота.
- Сам сказал «рассказывай», вот я и рассказываю…
- Я спрашивал про твои дела, - ощупывает мое лицо внимательным взглядом. Ресницы у него длиннющие и словно упираются в стекла очков. И зачем ему такие?
- Нужно правильно формулировать вопрос, камрад, - произношу тоном нашей училки по истории. - Дела у меня нормально, а вот у тебя как?
- Как обычно, - снова передергивает плечами Мишка. «Как обычно» означает, что анализы неважные и из больницы его в ближайшее время не выпишут.
Нужно что-то сделать. Немедленно. Вскакиваю со скамейки, встаю перед Мишкой, и изрекаю:
- Представляешь, вчера приходит Вовка из садика и рассказывает, их воспитательница обнаружила чьи-то колготки и стала выяснять у детей, кому они принадлежат. А дети отнекиваются. Потом вдруг один мальчик подбежал, понюхал, значит, эти колготки и говорит: «Это Борины колготки!».
Мишка смотрит, как на полоумную. Конечно, я совсем не умею шутить. Это Мишка у нас мастер по шуткам. И отметки у него отличные. И улыбка. И глаза… кошачьи…
- Что в школе? – спрашивает после минутной паузы.
- Как обычно, - теперь уже я передергиваю плечами. «Как обычно» означает, что учителя лютуют, одноклассники - психи, и по матеше я снова среди отстающих.
- А как наши? – интересуется Хохлов. Как будто бы я не знаю, что под «нашими» подразумевается Павловская Наташа. Ноги, попа, грудь, волосы и зубы. Ах, нет, у нее еще русалочьи глаза - по - хохловскому определению. Ходит, как лошадь. Грациозно вышагивая полутораметровыми ногами. Лошадь с русалочьими глазами.
- Все передавали тебе привет! Машка и Ленка велели тебя поцеловать, - отщипываю цветочки от сирени.
- А Наташа?
Ага! Ага-ага! А Наташа твоя вчера на качелях в нашем дворе целовалась с Витькой Сафроновым из 11-Б. И ржала. Лошадь.
- Не знаю… Я давно не видела ее …
- Наташа не ходит в школу? – заволновался Мишка.
Пожимаю плечами. Мне совсем не интересно разговаривать о какой-то там Наташе.
- Хохлов, как меня зовут? – спрашиваю как бы невзначай.
- Галка, - не задумываясь, отвечает Мишка.
Браво. Меня зовут Аля. Альбина Галкина. Но для Мишки я – Галка. А она – Наташа. На тротуар летят ни в чем не повинные цветки.
- Это тебе, кстати, - протягиваю сирень тем боком, который еще не успела оборвать. - Поставишь в баночку… Будет у тебя в палате весна... Пока не завянет.
Мишка тыкается носом в сирень и мычит мне:
- Галка, здорово! Где нарвала?
- Возле дома…
На самом деле я купила этот букет у бабульки на троллейбусной остановке возле больницы. Галка…
- Ты уже определилась с планами на будущее? – деловито осведомляется Мишка, закончив нюхать сирень. В третьем классе пообещал моей маме, что возьмет надо мной шефство. Теперь вот руководит. Уже восемь лет.
- Ага, подамся в психологию… Стану изучать человеческие души… А ты? Не передумал?
Мишка хочет идти в медицинский. Он из династии потомственных врачей. Единственный ребенок в семье. Наследник. С редким заболеванием крови.
- Ты же знаешь. Медицина – мое призвание.
Знаю. Разговоры о том, что Мишка будет врачом, когда вырастет, слышу с детства.
- У тебя красивые туфли, - замечает. Тоже мне, джентльмен. Я изменила прическу и надела новое платье. Дура.
- Я и сама тоже... Вполне... – говорю, задрав подбородок. Выходит не убедительно, а как-то… жалко, что ли. У меня нет полутораметровых ног, зубов и русалочьих глаз. И вообще, я - Галка...
- Ты очень милая, - мягко произносит Мишка, словно жалеючи. Лучше бы молчал! Мне хочется его ударить.
- Ты давай это… Выздоравливай уже… - намеренно грубо. Мишка улыбается:
- Слушай, а ты в школу не опоздаешь?
- Не-а, первого урока нет. Русичка заболела, - произношу поспешно. Враки, конечно, просто уходить неохота.
- Тогда ладно, - соглашается.
- А хочешь… Хочешь, я тебе по руке погадаю? – предлагаю и торопливо добавляю, - Я у одной цыганки научилась.
- Это когда это? – удивляется Мишка. Еще бы, знает меня, как облупленную. Мы с детства. Дружим.
- Ой, это долгая история, потом расскажу. Давай руку!
Мишка, улыбаясь, протягивает левую ладонь.
- Правую давай, балда! По левой только дилетанты гадают!
Мишка покорно протягивает правую руку. Запястье у него тонкое, кисть длинная, аристократическая, ладонь ледяная.
- Ты замерз? Ты не простудишься? – кудахтаю, и, ненавидя себя за это, грубо добавляю, - Не хватало еще тебя простудить, а потом выслушивать от Елены Вячеславовны лекцию!
Елена Вячеславовна- мама Мишки. И какой-то там профессор. Медицинское светило. А сын…
- Не трусь, лучше гадай! – дергает меня Хохлов.
- Жить ты будешь долго- долго, - говорю и провожу пальцем по Мишкиной ладони, - Вон у тебя какая длинная линия жизни…
- А линия любви? Где?
- Не знаю, - тихо отвечаю, выпуская Мишкину ладонь из своих рук, - Ладно, пора... Мне…
- Хорошо, конечно, - поспешно соглашается Мишка. Вижу его глаза, и хочется себя убить.
- Ой, Галка, у меня же есть для тебя кое-что… - произносит Хохлов и лезет в карман штанов.
Неужели записка для Наташи? Только этого не хватало!
Мишка вытаскивает из кармана большой апельсин и протягивает его мне:
- Витамины. Все лучшее – детям. Держи!
Беру апельсин и долго смотрю в Мишкины глаза.
- Ну, пока? – улыбаясь, произносит он.
- Ага… До встречи… - встаю со скамейки и, не оглядываясь, иду прочь из парка. В руках у меня апельсин. Я медленно сдираю с него кожуру. Апельсины мне есть нельзя, у меня на них аллергия…
