Дети одного отца - II

2. Гриша

Григорий Геннадьевич Ромашкин в начале девятого утра сидит в своём директорском кабинете и, попивая крепкий кофе без сахара, рассеянно поглядывает в монитор ноутбука. Рабочий день в офисе начинается в девять часов, но по многолетней привычке он приезжает намного раньше своих сотрудников и до появления персонала успевает просмотреть всю приходящую почту, ознакомиться с таблицами и графиками и наметить план работы. Сегодня была пятница, к тому же конец месяца – самое время подбить итоги. Однако, этим утром рабочие мысли настойчиво бежали из головы генерального директора ООО «ОфисПремьер». Письмо давно пропавшего и, казалось, навсегда забытого отца не даёт покоя и мешает сосредоточиться. Григорий Геннадьевич открывает в ноутбуке поисковую систему «Яндекс», в строке запроса пишет «Брунин Валерий Николаевич» и нажимает кнопку «Найти». Интернет услужливо делится информацией. В первой же строке рассылки под расплывчатой фотографией немолодого мужчины значится: «Брунин В.Н. – публицист, писатель, поэт. Автор многочисленных поэтических сборников, рассказов, эссе. Наибольшую известность получили его романы «Диалог с Нечто» и «Парафраза поколений». Лауреат нескольких литературных премий…»

Странно… Почему-то сознание никак не желает связать воедино два понятия – «отец» и «писатель». В памяти тридцатишестилетнего мужчины сохранилось немало разрозненных воспоминаний из далёкого детства, когда родители ещё жили вместе. Иногда он отчётливо видел лицо молодого мужчины – улыбающееся, доброе, помнил даже щербинку на верхних зубах. А ещё, что он часто обнимал и целовал маму. Но особенно отчётливо вспоминался один случай на железнодорожном вокзале. Маленький Гриша с матерью уезжают погостить в деревню к тёте Нелли, старшей маминой сестре. Кажется, это была первая попытка мамы расстаться с отцом. Они прогуливаются по перрону мимо пассажирского состава, уже начавшего движение, когда вдруг прямо на их глазах с подножки последнего вагона прыгает парень и бросается под вагон. Перед их глазами предстаёт ужасная картина разрезанного пополам человека, а голова и руки у него продолжают шевелиться…

Из более позднего времени (тогда мама уже жила с Геннадием Петровичем) память подкидывает ещё одну незабываемую картинку: Гриша закончил первый класс и у него День рождения. К ним домой приходит знакомый мужчина, которого мама и Геннадий Петрович не разрешают называть папой. Мама говорит, что теперь у Гриши новый отец, а другого он должен забыть, но ему трудно называть дядю Гену папой и за это его ругают. Мужчина дарит имениннику настоящий взрослый велосипед. Они идут гулять на улицу, где Гриша неловко пытается ездить на двухколёсном чуде. Ребятня во дворе жутко ему завидует. Синие глаза мужчины светятся теплом и любовью. И вдруг у Гриши сами собой вырываются слова: «Папа, а дядя Гена маму бьёт…» Мужчина перестаёт улыбаться. Лицо становится чужим и страшным, а добрая синь в глазах мгновенно превращаются в зелёные лезвия. Он быстро поднимается по лестнице в их квартиру, и Гриша, бросив велосипед у подъезда, бежит вслед за ним, подгоняемый каким-то ужасом. Дома он видит, как Геннадий Петрович схватил со стола кухонный нож, но мужчина выкрутил ему руку и замахнулся. А потом Гриша услышал свой крик: «Па-па-а! Не убивай нового папу!» И мужчина опускает руку… И уходит…

- Григорий! Да ты никак оглох? – у стола стоит улыбающийся Виталий Жорохов – верный партнёр и незаменимый помощник. – Лицо у тебя напоминает маску идиота, заблудившегося в недрах собственного сознания.
- Что, сильно похож? – Григорий Геннадьевич с трудом отряхивается от своего непонятного и запутанного прошлого.
- А то! Причём, со вчерашнего дня. Ты, может, и не заметил, но я был весьма удивлён и удручён твоим отказом посидеть после работы в «Золотом бочонке». Вчера же был четверг – наш день, который мы с незапамятных времён посвящаем апробации различных сортов пива.
- Да знаешь, не до пива мне было.
- Я это сразу понял. Не понял только одного: что же такого страшного могло случиться, чтобы «железный» Гриша решился нарушить священную традицию? Помнится, мы даже после «чёрного августа» девяносто восьмого года, когда денег не было новые носки купить, и то наскребали копейки – выпить по кружке тёплого пойла, которое бармен гордо именовал «чешским». – Жорохов вдруг делается серьёзным. – Слушай, Ромашкин, никак твоя первая жена вновь объявилась? Что, опять денег требует?
- Да нет, – генеральный директор морщится, словно от зубной боли. – С ней я давно дела уладил. Тут другое…
- Другое? А что может быть страшнее твоей Алинки? Эта стерва даже на меня жуткий страх наводила… – Виталий берёт стул и садится напротив друга. – Давай, рассказывай. Всё, как на духу.

Григорий Геннадьевич задумчиво смотрит в лицо своему заместителю, затем произносит:

- Хорошо, слушай. Вот представь себе, у тебя был отец…
- Что значит «был»? Он и сейчас здравствует.
- Да не перебивай! Ты представь – была у тебя семья: папа любит маму, мама любит папу, оба любят тебя, а ты – их обоих. В один прекрасный день папа уходит из твоей семьи. Хотя на самом деле, возможно, это мама с тобой ушла из папиной семьи. Но ты думаешь, что ушёл папа, потому что папы в вашей общей квартире больше нет.
- Погоди, погоди, – Жорохов наклоняется вперёд. – Ты хочешь сказать, что Геннадий Петрович тебе не отец?
- Да почему не отец? Конечно, отец. Только… короче, у меня был ещё и другой папа…

Виталий соскакивает со стула, хлопает себя по лбу и почти кричит:

- Вот чёрт! Это ж надо! И ты ни разу не обмолвился, ни разу даже слова не сказал?
- Да я ж забыл о нём! – Григорий Геннадьевич тоже повышает голос. – Я же поверил, что его больше нет и никогда не было! Я фамилию и отчество сменил в шестнадцать лет, чтобы ничего о нём не напоминало…

Друзья молчат, поглядывая друг на друга. За дверьми кабинета слышатся голоса – сотрудники собрались на пятничную планёрку. Напольные часы, отделанные под старину, показывают пять минут десятого. Виталий выходит в приёмную и громко объявляет: «Планёрка переносится на десять часов. Бухгалтерии и плановому отделу быть готовыми к отчёту не только за этот месяц, но и за истекший год. Маркетинговый отдел прошу предоставить план командировок на первый квартал. Всё, расходимся по кабинетам и серьёзно готовимся. Лично проверю каждый бланк, каждый отчёт и каждый график. Снисхождения не ждите – впереди зарплата». Сотрудники расходятся, а Виталий снова заходит в кабинет и присаживается на край директорского стола:

- Ну, давай, Гриша, досказывай свою историю до конца. Как я понял, объявился твой забытый, но настоящий отец. Так?
- Не совсем так… Он письмо прислал матери.
- А! Ну, тогда понятно. Бывший папаша узнаёт, что Геннадия Петровича вы похоронили и желает, так сказать, восстановить «статус-кво»?
- Виталий, не ёрничай, пожалуйста. Письма я не видел. Мне его мать по телефону прочитала. Короче, он пишет, что смертельно болен и просит меня приехать к нему в Москву для, якобы, получения наследства.
- Ого! И велико ли наследство?
- Да, прилично. Что-то около пятисот тысяч зелёными.

Жорохов округляет глаза и свистит:

- Ни хрена себе! Так что же гнетёт моего друга «железного» Гришу? Поезжай и получи чемоданчик с этими деньгами! А папе поклонись в ноги и скажи ему огромное сыновнее спасибо.
- Ну как ты не понимаешь?! – Григорий Геннадьевич вскакивает с кресла и принимается ходить по кабинету. – Это невозможно – я ж не его сын. Вернее, я считал и считаю себя сыном Геннадия Петровича. И он – мой настоящий отец – знает об этом. Я сам ему сказал восемь лет назад.
- Сам? Ты с ним виделся?
- Да… Я случайно узнал его адрес и списался с ним. Он тогда ещё в Горном Алтае жил. Ну, и он приехал сюда по моей просьбе.
- Ты попросил его приехать к тебе, чтобы сообщить ему несусветную глупость о том, что ты – не его сын? – Виталий ошарашенно смотрит на друга. – И что он тебе сказал?
- Он, оказывается, давно знал об этом. Сказал, что вкус пива познаётся с последним глотком, а цену поступка можно узнать, лишь пожав все его плоды.
- У! Мудрёно-то как! – Жорохов наклоняется над столом, достаёт из тумбочки начатую бутылку коньяка, два бокала и разливает янтарную жидкость. Один бокал протягивает Григорию Геннадьевичу. – Держи. Это дело без ста граммов не осилить…

Они пьют тёплый коньяк и думают. Каждый о своём. Молчание прерывает Виталий:

- Слушай, Гриша. А знаешь, что я сейчас вспомнил?
- Что?
- Я всегда считал, что тебе совсем не идёт ни твоя фамилия, ни отчество.
- Как это?
- А вот посмотри сам: произношу я «Ромашкин Григорий Геннадьевич», а созвучия нет!
- Да пошёл ты… – генеральный директор допивает коньяк, морщится и машинально наливает себе вторую порцию. – Выдумаешь, что ни попадя.
- Ничего я не выдумываю. Вот возьми меня, например: я – Жорохов Виталий Олегович. Слышишь? И фамилия, и отчество с именем прилегают друг к другу плотненько, без зазоров. Нигде не скрипит и не царапает. А у тебя? – Отчество выпирает, словно тесто из квашни, а фамилия на фоне мощного имени совершенно теряется. Ощущение такое, что они не твои, не тебе дадены.
- Виталий Олегович! – Лицо Григория Геннадьевича каменеет. – Хороший ты парень, но иногда хочется тебе по уху съездить.
- А ты не спеши руками махать, лучше скажи, как твоего первого отца звали?
- Ну, Брунин Валерий Николаевич…
- Во! Что я тебе говорил? Брунин – это то, чего тебе не хватало! Понял?
- Ничего я не понял.
- Да ты только послушай: Брунин Григорий Валерьевич!
- Ну и что?
- А то, что ты не можешь быть Ромашкиным Григорием Геннадьевичем или кем-то другим. Ты – Брунин Григорий Валерьевич. В этом мире ничего случайно не даётся: ни отец, ни мать, ни имя, ни фамилия. Всё давным-давно, ещё до нашего рождения посчитано и взвешено.

Григорий Геннадьевич смотрит в свой бокал с коньяком, но решает не пить и ставит его на стол. Затем устало усаживается в директорское кресло:

- Трепло ты, Виталий. Я с тобой о серьёзном, а ты какую-то ерунду городишь.
- Никакую не ерунду. Я говорю о том, что ты должен, просто обязан к нему съездить.
- Как ты не понимаешь, дурья твоя башка, что не могу я это наследство принять!
- А кто говорит о наследстве? Да не бери ты его, ради Бога! Просто съезди, навести умирающего отца. Ты ж потом не простишь себе, что не воспользовался этой возможностью… Когда ехать-то надо?
- Билеты заказаны на первое марта.
- Билеты? А кто ещё должен ехать?
- У отца кроме меня ещё трое детей от двух браков.
- Ну, вот! Тем более ехать надо – с братьями-сёстрами познакомишься. Не чужие, поди.
- Так ведь два месяца там торчать придётся!
- Почему два?
- А потому что отец собрался к началу мая умереть.
- Да кто ж дату своей смерти знать может?
- Вот и я говорю, сомнительно всё это…
- А и чёрт с ним! Всё равно съезди. Коли туфта какая – всегда назад приехать сможешь. За фирму не беспокойся, присмотрю, как надо. Не впервой. А сейчас езжай к матери, посмотри свежим взглядом на письмо. Может, и поймёшь, чего мать не усмотрела. Давай, уматывай, а то персонал расслабляется без плановой планёрки. Вечерком позвони, что и как…
- Ну, спасибо тебе, Жорохов Виталий Олегович! Настоящий ты друг и советчик.
- Да не за что, Гриша. Жизнь круглая – сочтёмся…

Григорий Геннадьевич одевается и выходит из кабинета. На ходу звонит матери:

- Мам, ты дома?
- Дома, Гришенька, где ж мне быть. Голова разболелась, спасу нет.
- Я сейчас приеду. Может лекарства какие взять в аптеке?
- Да не надо, дома всё есть…
- Ну, хорошо. Жди.

(С) Сержан

Опубликовано:	25.12.2010 05:33
Создано:	2010
Просмотров:	4826
Рейтинг..:	4 Посмотреть
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	1 Посмотреть

Дети одного отца - II

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться