Рассекреть мои сны - голограммы миров и столетий.
В них скупы небеса из предсмертной, немой бирюзы.
В них кручинны сады.
..............................Нерожденные гроздья соцветий
обвивают чертог, как и плети засохшей лозы.
Как проказою, мхом в нем изъедены бренные стены,
в обрамленьи корней под ногами дубовый ковер.
И ползут из щелей то ли аспиды, то ли марены,
и крадется фантом - шелест платий, как пуганый вор.
Мой чертог - мой капкан, домовина из слов и бессмыслиц,
из сплетенных в венок полнолуний и горьких плодов.
Здесь чудит морокун - моих снов и химер живописец
средь палитр и холстов под недремлющим оком Богов.
В окруженьи свечей, их всегда непременно тринадцать,
он берет белу кисть и рисует сакральную дверь.
И щетинится страх, Кафом призванный ставнями клацать
в такт безумным ветрам и скулить, словно раненый зверь.
Полыхает огонь, тот, который слепому неведом.
В анфиладе зеркал - отраженный во взгляде надир.
Эта белая дверь открывается в полночь по средам,
и на этой двери замыкается суетный мир.
Каф малюет Луну в блеклом мороке каменных сводов,
воцаренной на шпиль старой башни у северных врат.
Быть ей проклятой в снах, не водить среди звезд хороводов,
протирать ржавый трон, обнажая свой холеный зад.
Желтой глины комок, а уж сколько надменности, спеси!
Изливается в марь полуночный чахоточный свет!
Закоптился фонарь в третьем акте несыгранной пьесы,
и не выдержал шпиль!
..........................................Намалеванный Кафом портрет
гулко рухнул с небес, голым задом в подстилку из тины.
Раку - рачье, со дна, пробиваясь сквозь ряску, светить!
Отражаясь во сне, оживают немые картины,
и щетинится страх, заприметив у морока кисть.
Ныне вновь середа... Вот сейчас приоткроются двери...
Белой тенью скользну в белый Рай, чтоб быльем порасти.
Лишь на девять минут здесь дано позабыть о потери.
Лишь на девять минут подержать свое счастье в горсти.
А потом... Что потом?
...................................Малевать в пустоте гобелены -
вещих снов акварель под губительным блеском свечей,
спрятав боль и тоску в пустоцветах лозы и марены,
от оскала Луны и слепых, иже с ней, палачей.
От среды до среды затеряться средь шелеста платий,
протирать зеркала, чтоб отчетливей видеть надир.
Отрекаясь от встреч, от стихов, от любви и зачатий,
в заточеньи немом отмывать свою душу до дыр!
У последней черты все терпимее пустошь бессонниц,
все желаннее ночь, все весомее белая тень.
Рассекреть мои сны... без музЫк и ликующих звонниц,
без тепла и мечты, без молитвы, венчающей день.
