Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
этот старый рыбак совершенно не разбирается в литературе
он приносит нам в сумерках блюдо украшенное петрушкой
на протертой временем фаянсовой тарелке и кувшин белого вина
оказывается рыбья кровь горячая
доброй ночи поэт
Трое
Вот дух, проживший за меня,
И в мареве сиреневом –
Душа из снега и огня,
Уже другим беременна.
А я-то как? А я-то где?
Во всем несоответствии
Ее великой красоте,
Его большому бедствию.
Бездомный в доме на троих,
Постели согревающий,
Зачем-то приютивший их,
Не званный в сотоварищи.
О ком, быть может, помянут,
Оставив предисловие:
«Здесь брошен глиняный сосуд,
Им не пригодный более».
Поздравь его
Поздравь его, он поле одолел.
Он это время впитывал как губка.
Поздравь его с очередной зарубкой,
Ну, как любое из белковых тел.
Он сохранил бесформенную форму,
Вставал с луной и спать ложился с горном,
Легко смертельным всем переболел,
Ни разу не уснул в грязи позорно
И как свинья напиться не сумел.
Еще примером может послужить
Тому, кто и не собирался жить.
Все, что ты хотел сказать этому миру
о неосторожное
сердце полное крови и гнева
теперь в тебя можно макать кисточку
или гусиное перо
и писать дедушке богу
письма на небо
где покати шаром
Желание
Нет, не давай просившим, им
О чем мечтать тогда и грезить?
Желанья дух неуловим.
Не воплотившийся в железе,
Стекле и бронзе и те де,
Пусть он присутствует везде –
Прекрасен, чист и бесполезен.
Мадонна
Все дальше лодку вдаль несло теченье.
Быть может, это берег отплывал.
Земное потеряло притяженье,
Никто не плакал, и никто не ждал.
Одна любовь стояла у причала,
Видение, взмахнувшее рукой.
Вот так и стой – чтоб память задержала
И навсегда оставила такой,
Когда в краях невиданных и древних,
Где камни дышат вечности пыльцой,
Я вспомню о тебе как о царевне,
В седые волны бросившей кольцо.
Ни траур не носившая, ни жалоб,
Ты отпускала всех своих сирот
И головой, безмолвная, качала:
«Где я умру, там море запоет».
Оно поет, и песнь его бездонна,
Но в самом ослепительном краю
Я упаду без памяти, мадонна,
Когда забуду родину свою.
Кто-то из нас
Тот, кто останется, –
Боже мой, ты далек! –
Тот, кто останется,
Тень свою не найдет у ног,
В небе – созвездия,
Воздуха – на двоих,
Просто исчезну я
Снегом из рук твоих.
Просто исчезнешь ты –
Господи, не спеши! –
Высшею нежностью
Остановись! Дыши! –
Криком над берегом,
Взрывом, войной,
Нет, не неверием –
Верой одной.
Дай им пристанище,
Здесь и сейчас.
Если останется
Кто-то из нас…
Игла
Отравлен праздник брошенной иглой,
Укол напоминанием о смерти.
О Господи, ты слышал про покой?
Во всей своей вселенской круговерти
Ищи что хочешь – это не найдешь,
И потому – объявленная ложью,
Она зудит и крошится как ложь,
Но накормить, как черный хлеб, не может.
Ломая скрипки, музыка гремит,
Перебивая вальс военным маршем,
И кажется, что смерть любовь затмит,
Хотя любовь ее не видит даже.
Сейчас
Ну как там, что там следом?
Ничего.
Здесь – по макушку,
Все до одного
Полны, как море волнами, –
Дыши!
А там…
Да ну, попробуй опиши.
Ветер
Только ветер один
Ходит в поле ржаном.
Ни отец и ни сын,
Сам себе ходуном.
Повстречаешь его –
Ни о чем не проси.
Как щенка своего
На руках унеси.
Но не в дом, подрастет –
Ничего не найдешь,
А куда поведет
И расступится рожь.
Чтоб под небом упасть
И на звезды смотреть.
Чтобы ветер украсть,
А не так помереть.
Жиды
Я стою у дверей,
Я не верю, что вход закрыт.
Эй, иудей! –
Ты по-нашему просто жид.
Что с того,
Что сейчас ты такой же гой,
Ничего,
Что связало бы нас с тобой.
Кроме вопля «Открой!
Мой Бог».
Кроме черных сапог
И красных ночей.
Кроме крика «бей!»
За тобой или мной?
Потерпи, браток.
Повернись щекой.
Там за спиной
Эти толпы орущих рож.
Кто ты такой? –
Не человек, а вошь.
Нечеловек, отвори облака!
Я же навек
Вторая твоя щека.
Как же далек
Русский Ерусалим!
Только ты тек
По русским щекам своим.
Дом
Дом на краю холма,
В нем облака весь день.
Можно сойти с ума,
Только спускаться лень.
Море шумит у ног,
Море берез и лип.
Вот ты нырнул и влип,
Но переплыть не смог.
Ладно, переживем.
Туча в окне висит.
Что-то свинцом гремит,
Кто-то разит огнем
Вишни и тополя,
Те, что уже у плеч.
Это моя земля,
Некуда больше течь.
Вороны
Здесь каждый ночевал и проходил,
И тот, кто был со мной, и тот, кто не был,
Теперь здесь край, где солнце сходит с неба,
В нем кладбище погашенных светил.
В нем столько солнц, скатившихся за годы… –
Опять садовник проливает воду,
Выращивая утро из могил.
Он птиц поднял и сад опустошил.
Здесь тишина теперь ворон стреляет.
Здесь я иду по выжженному краю
И тишина гремит со всех сторон.
Верни ворон, как души возвращают,
Когда в жару мелеет Флегетон.
Когда смеется ветер, пролетая,
И крылья их выносят этот звон.
Возвращение
Скрипит несмазанная дверь.
Не слышит в комнате старуха.
Спит на окне домашний зверь
И не ведет кошачьим ухом.
Когда я все-таки домой…
И станет некуда деваться…
У призраков закон такой –
Не оглушая возвращаться.
Скажи, ты звал меня? Скажи…
Не отвечай, дыханье – ветер…
А кошка рыжая лежит,
Всего спокойнее на свете.
