Проскачет чудо-конница
И скроется вдали.
Гори, моя шелковица,
Рубашка, не боли.
Была рубаха новая,
Да было тех рубах!
А белая, шелковая,
И пятнышко, и ах…
Из ноября переведя две трети
брату
………
Из ноября переведя две трети,
Свалилась осень беспробудным сном…
Ты помнишь – переводчикам не верьте,
До строчки «перлюстрировано смертью»
Мы в книге никогда не доживем.
Рука взмахнет и листьями укроет.
И мы любимых прячем в рукавах
И выпускаем подышать луною…
Что делать с этой памятью земною,
С горячим сном на тающих губах? –
Они прозрачней с каждым поцелуем.
«Какие сны приснятся нам потом?»
Еще зима метет напропалую,
А мы на белых окнах их рисуем
Дыхания простым карандашом.
………
…Стоял январь, мело, и печь дымила,
За обе щеки треская дрова,
Труба пыхтела, надрывая жилы,
И на антенны задранные вилы
Катилась ватной тучи голова.
В снегу до плеч сараи увязали,
Хрустело простынями и халвой,
И дни, сбиваясь снегирями в стаи,
Неслись с горы и всякий вздор болтали
И сладко врали нам наперебой.
Список
Классики, карты, пиратские шхуны.
Месяц в просыпанном сладко кунжуте.
Только бы северный ветер не дунул –
Доброю будет Жар-птица…
Не будет.
Сердце в ладони, перчатка оленья.
Бремя побед и вина безоружных.
Классиков присное время старенья.
Зависть. Синяя птица…
Не нужно.
Дождь. Купола под дождем воскресенья.
Голуби, голуби в небе бесхозном.
Реки как слезы. Дорога. Служенье.
Утро спокойного выдоха…
Поздно.
Ситцевый полдень в тени винограда.
Спицы, пинетки, рыбацкая лодка.
Две сигареты бессонные рядом,
Верные други…
Давайте водкой.
С вишней на память
Все памяти притворство,
Как заговорена,
Стоит с ватрушкой черствой
И кружкою без дна.
А тебя уже, вишня, нет,
И от дома – скошенный пень.
Вот и ясно как белый день.
А ночами стоишь в окне.
И скребется лапой щенок,
И стучит по стеклу клюкой
То ли та, что к тебе за мной,
То ли этот слепой стишок.
А подсолнух горит-горит
И на ветке, и в садике.
А на карточке года три
Мне и Вадику.
Город
Как, город мой, не любим мы друг друга –
Как друг на друга смотрим дотемна.
Но отчего вся мировая скука
В мое окно глядеть обречена?
Мы столько лет друг друга не выносим,
Что рукава без рук не оторви…
Ну, может, море. Море, берег, осень.
И то, что безнадежней нелюбви.
Утро
Утро в лестничную клетку,
Утро, пахнущее дурно.
Соберешь его в газетку,
Завернешь и бросишь в урну.
Кто-то вытащит на свет,
У кого другого нет.
Мельницы
Где мельницы руками машут,
Весенний ветер призывая,
Где ничего не пропадает,
На поле молодости нашей
Растет великая немая
И дольше века зреет слово.
Проходит человечий век,
Как разрывает листья голос –
Кричит весна на поле голом.
…И слово падает на снег.
А колокольчики звенят…
Зачем ты, мельник, звал меня?
На север музыки морозной,
Где мельницы молотят воздух,
Взбивая вьюгу лопастями,
И Вагнер властвует над чувством.
Где белый демон за плечами,
Застывшими неосторожно,
И край лежит нехлебосольный
В дыханье чистого искусства.
Одна, что на меня похожа,
Стоит с пустыми рукавами,
С нее давно всего довольно,
Но ветер властвует над чувством…
Есть что-то общее меж нами –
И черный год неурожайный,
И черствый хлеб белее соли,
Кирпич, от холода хрустальный.
Что плакать музыке впопад
Печальной повести словами,
Да будет долгий снегопад
По доброй и последней воле...
Зима сидит на снежном троне,
Державных зерен не считая,
Скользит улыбка ледяная.
Поднимет веко, взгляд обронит –
И пропадает имярек.
И мельник, снежный человек,
Муку с ладоней отрясает.
Над чистым полем снег и снег…
Край
Белая, уставшая от сна,
С пряником зима в окне стоит.
Дождались. А сердце не стучит,
И сама от счастья не пьяна.
Здесь в забытом Господом краю
От гостей хорошего не ждут.
Постоят, посмотрят и уйдут
В жизнь свою и в пряничность свою.
Спросит братец старшую сестру:
– Кто к тебе сегодня приходил?
– Это ангел снился поутру.
– Белый?
– Белый.
– Значит, Гавриил.
