Как желал – разжелал
Как хотел – расхотел
Кто бы спрашивать стал дурака
И по черному небу движения тел
Направляет стальная рука
И по белому свету ведет под уздцы
И подводит к воротам коня
И такие подковы ему кузнецы
Наковали – что мама моя
Раз ударит копытом – и нету ворот
Два ударит – и крышу снесло
Но пока из руки твоей сахар жует –
Это только ладонь обожгло
А когда уже песня легла на крыло
И река свое русло нашла
А как под ноги сбросила лошадь седло
И кентавром по углям пошла
Тут и паном пропал и без пана звездец
По нему тебя ветер несет
Это чертовой крови твоей наконец
Отворяется выход и вход
И неполным отравленным литрам пяти
Предстоит затопить города
Потому что не мир ты им будешь нести
Потому что Потоп не вода
Потому что Он снова нашел игрока
И поставил игрок на коня
Потому что держава Его широка
Он кремень
И желает огня
Θέμισ
Themis
О сердце, бурдюк переполненный кровью!
Что тикает бомба с ускоренным пульсом –
Взорвемся? Взорвемся. Не надо конвульсий.
Богиня пройдет по полям васильковым.
Поставьте стаканчик пустой к изголовью,
Я выплюну на ночь последнее слово
Со всей этой недо- и пере-любовью,
Индексом крови и группою риска.
Допишите крестиком, стенографистка.
Всегда интересней читать предисловье
И черные галочки в будущем ставить.
Их так, безголовых, легко обезглавить,
Поверив, что все раздается по силам,
За слабость всегда воздается по делу.
А галочка только была и слетела,
И птички, фотограф, для нас не хватило.
Пастораль
Раздувая пелерины,
Важно входит ерунда.
Подымает взор орлиный
И роняет на пол: «М-да…»
С онемительным почтеньем
К чистопёрости такой
Представляешь: день весенний,
Травка, козлик с бородой.
(Патетической картины
Идиллический пейзаж
Портит только никотином
Отрицательный типаж.
И, почти что извиняясь
За компанию свою,
Я тулюсь ромашкой с краю
И в кулечек дым ловлю.)
Как орлиной бородою
Поведет туда-сюда!
Дохнет в травке все живое.
Будьте проще, господа.
Луна
Что ж так воют со всей силы
На луну сторожевые?
Небо глазки закатило
Голубые-голубые,
И вперилось третье око.
Привидений набежало.
Разговариваешь с Богом,
Отвечает кто попало.
Веришь в черта. Богу веришь.
Одному ему сугубо.
Заговариваешь зубы
Полуночных суеверий.
И в компании приличной
С полной живности толпой,
Кто тут, братцы, спросишь, лишний –
И ответишь: «Сам такой».
Сон Сальвадора
Приходит сон. И снова Гулливер
Спелёнат паутиной лилипутов –
Не надо ни диктатора, ни Брута,
Средневековье Босховых химер
На карликах прокатится по миру.
Беззубо шамкает преклонная сатира,
Глубокая, как старческий маразм,
И гуманизм ломается на раз.
На «два» уже приходят командиры –
И, кто не с нами, снова против нас.
Язык еще болтает «Бог воздаст»,
А колокол перебивает лиры.
Спокойно все, в Багдаде тихий час.
Междометие
Никому ты не нужная часть,
Неслужебная пимпочка речи,
Из пролетных: «С приветом!», «До встречи!» –
Только птичкой по небу попасть.
Так на ветер кричат поезда –
Покричат и растают, как птицы.
Цаплей красною солнце садится.
Сойкой ясною всходит звезда.
Едут-едут твои поезда.
И куда же ты ехал, поэт?
Посвистел, наклубил с паровозик,
Отмотал ресторанный сюжет
И сошел на обыденной прозе.
Блестки
Всходит красный херувим,
Всходит Феликсом железным.
Ах, о чем мы говорим
На краю открытой бездны!
Как непрочна эта ткань,
Эти серпики и солнца,
Эти блестки, эта грань,
За которой небо рвется.
У «Валтасара»
Пустите погреться в кабак Валтасара,
«Уж персы подходят», дождемся их тут.
Что персы? – фигня, если входит Сансара,
Судьба, или как эту тетку зовут,
Под белую рюмочку, злую гитару.
И ч т о мы – трястись и встречать на ветру?
Я стенки и так разрисую задаром.
За вечер приятный потом и сотру.
Пирует седьмая по счету отчизна,
Но добрая классика держит сюжет –
И будет нам всем поминальная тризна,
На сколько нас всех уместится в бюджет.
Горящие струны – хорошее дело,
Горласт запевала, и песенник крут.
Мы входим с мороза, дрожа и несмело,
Мы слова не впишем. Но персы идут.
Росинант
Жарких песков золотые песчинки,
Все просыпает дырявое время.
Мы проиграли с тобой в поединке
Ветреной мельницы с теми и теми.
Брошены перья, мечи и перчатки,
Пусть подбирают идущие после.
Ты притворялся хорошей лошадкой,
Мой негеройский и преданный ослик.
Мельницы машут, считая победы,
И улетают к поре листопада.
Вот мы и вышли из наших тетрадок,
Шлем на резиночке тянется следом.
Упс
Цветут георгином пикейные лица,
Давлением крови из тела наружу,
Азартным огнем или пробой смириться,
Одно к одному – будем ждать сколько нужно,
Чтоб, значит, подымут и рассортируют,
Расчистят ковровую от посторонних, –
Которых (черт знает за что) и обронят, –
А в чистом и белом пойдешь аллилуей
По мягкому небу и пряничным звездам,
В ладони их сахарный свет собирая,
Куда бы? – придумают фишку для рая,
Всю вечность кругами бродить несерьезно,
И надо же что-нибудь доброе делать –
Бороться, искать и сдавать стеклотару,
Пусть даже нектары с амброзией даром,
Пусть вовсе никто вам и не намекает,
Душа-то взалкает – осталась живая,
Все та же она, прости господи, стерва,
С утра на иголках и вечно на нервах,
Когда отболит – запоет по-другому,
Развяжет тоску по проклятому дому,
И, хочешь не хочешь, а братья и сестры
Надумают мериться ангельским ростом,
Уж перья пощиплют, уж лики надраят,
Ну, сам понимаешь, как дело бывает,
Опять же, опять же, возможно, кто лишний –
В ряды затесался и срамное пишет,
А кто-то и вовсе по родственным связям,
При том без диплома по всем десяти
Столпам теоизма, еще раз прости,
Но в спешке и давке они и пролазят,
Тогда, стало быть, и пойдут отчисленья –
И снова творца недостойно творенье,
Вот свалится с неба и шею свернет,
Но в назидание всем оживет
И дальше как есть с наказанием этим
Порочить тебя поползет по планете,
Глядя' на закат и надеясь наружу,
Здесь не прижился и сверху не нужен.
А нет той наружи, закатом плюя –
Что бел, аки блед, одинаково жарок, –
Смотришь в свои миллионы помарок
И, пепел роняя, выводишь коня.
