Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
Вот море – рыба и вода,
Ленивое стихотворенье.
Горит ленивая звезда
И не боится повторений.
О, сколько изведенных сил,
О, сколько рыб и водорода –
Чтоб не спеша над огородом
Какой-то Регул восходил.
Намусорили снежинок
нет-нет вы меня обманываете
этот январь похож на операционную палату
что-то сломалось
такое хорошее заклинание не сработало
немедленно навести порядок
На двоих
человек бросающий пельмени поштучно
все-таки вызывает большие подозрения
вдруг окажется семнадцать
Пьедестал
Вспомнив маму и отчизну,
Постелив газету «ЗОЖ»,
В отношенье оптимизма
С табуретки речь толкнешь.
Сей предмет на трех копытах
Чьих подошв не повидал,
Много лазало пиитов
На последний пьедестал.
Чтобы помнили – как были,
Или как на то смотря:
Чуть пониже книжной пыли,
Чуть повыше фонаря.
Трудно жить душе капризной
На кефире и воде
В белых тапках оптимизма
И до неба не звездеть.
Тишина в карманах
Там они, собрались, веселятся,
Водку пьют, закусывают мясом.
Жизнь скрипит пружиною матраца.
Смерть не выбирает декораций.
В мышеловке окна есть и двери,
В мышеловке ходы есть и дыры.
Сыра нет, в него придется верить,
Как же умирать без ве… без сыра,
Усыпить глухонемых голодных,
Накормить отравленных ночами –
Эти не подавятся хлебами,
Не упьются водкой благородной.
Темнота в карманах у хрущевки,
Тишина и пара тараканов.
Спят на третьем полные стаканы,
Спит под крышей божия коровка,
И без бо… да вот, без пармезана
На втором покойник засыпает.
На картине из графита
Вдруг очнешься – ночь и липа…
Лунно, звездно, ночь и липа,
Вся беззвучный колокольчик.
Столько музыки разлито
В безнадежной вита дольче,
Столько брошено под ноги
Язычков стихотворенья,
Потяни – не остановишь.
И рассыплется мгновенье.
Спи, окно, без остановки,
Спи, любое без разбора,
Там летит, надувши шторы,
Чудо-юдо кит-хрущевка.
И вот если б не молочник,
И вот если бы не чашка
В расколовшийся цветочек…
И ушла б пятиэтажка.
Лунно, поздно, жизнь прожита.
Или лучше прожита?
А на кончике графита
Та-та-та и На-та-та.
Птахи
Что-то тренькало на ветке –
Что за пташки! Что за псих
Вместо сов сторожевых
Выпускает их из клетки?
Что за птицы, сколько их?
На ледовом дереве
Мерено-немерено.
Это ветер бился-бился,
Звонкой льдинкою разбился.
Так бывает, так нередко
Криком порванной струны
Переламывает сны.
Спи, мышонок, крепко-крепко,
До авдоток, до весны.
Кружись же, бабочка, кружись
Кружись же, бабочка, кружись –
Еще мгновенье до земли!
Чтоб обреченные на жизнь
Тебя приветствовать могли.
Любви воздушный мотылек
В ладонях тает от тепла –
Да будет кровь его бела
На весь оставшийся глоток.
Теряют перья облака,
Весною птичий снег идет.
За ним сама наверняка.
Пообещает. Только вот...
Вот этот миг на два снежка,
Неосторожный, разобьет.
Джек под дождем
Край моего неба
Пахнет прелой листвою.
Флуера свадьбы соек
Ветер седой не вспомнит.
Дождь обошел землю
И не нашел солнца.
В пальцах лозы древней
Дойною перельется.
Встав под луной спелой,
Дерево голосует.
Тыквою по дороге
Катится жизнь впустую
Полем молитв к дому.
Зреют в земле тыквы.
Те, кто со мной знакомы,
И без меня привыкнут.
Выплачет дом стекла,
С поля дохнет гарью.
Там за судьбой легкой
В небе поплыл шарик –
В море, клевера полном,
Голь-перекати-горе,
Серп-раскрои-небо,
Крик-не-буди-спящих.
Вдаль идет по дороге,
Не дождавшись попутки,
Через-тебя-смотрящий
С тыквенной головою,
Вырвав с землей корни,
Дымя сигаретой сырою.
Помнишь его? – вспомни
Желудем над рекою.
Вот он несет плечи –
Спят на плечах птицы.
Долгая ночь встречный,
Идущий-через-границу.
