Здоро́вье — состояние любого живого организма, при котором он в целом и все его органы способны полностью выполнять свои функции...
Википедия
У Булгакова убийцей выскакивала из-за угла любовь, неожиданная и прекрасная. В моём же случае не то чтоб из-за угла, но в очень неподходящее время, второго января, в собственной квартире, и не чтоб выскочил, а позвонил врач с сообщением, что кое-что из сданного и проверенного нуждается в дополнительном исследовании.
Именно так всё и началось – надо было заниматься, перепроверять и пересдавать.
Жизнь на этом не заканчивается, естественно, но приобретает ракурс неожиданный и в чём-то спортивный – к ежедневным прыжкам по пересеченной траектории добавляется сосуществование с неопределённым состоянием.
Причём, я не имею понятия, как ведут себя капризные любовницы ( сама, как мне кажется, всегда была любовницей милой, невредной и невзыскательной), но сдаётся мне, что моё состояние вело себя, как дама требовательная, и вертело моей жизнью, как вздумается.
Куда-то поехать? Что Вы? У меня в этот день дополнительная проверка.
Что-то запланировать? Ну, уж никак. Жду нового обследования.
Мы играли с состоянием в прятки ( специально не пишу его с большой буквы, и без этого целый год пляшу под его дудку). Оно залазило в невообразимые уголки, показывая оттуда края рожек, а я вылавливала его с надеждой – мол, может, сейчас-то уже всё?
Но не тут-то было. Я очень хотела договориться с состоянием по-хорошему, и двадцатого августа мы вместе с ним и милым врачом ( уже другим, примкнувших было несколько) решили, что необходима операция, даже не то, чтоб операция, а операцонюшка, с мелкеньким наркозом и отправкой домой через час после проведенного действа.
Я тогда была очень горда собой – как-никак, первая операция в жизни, внимание со стороны тех, от кого желалось его получить и отсутствие внимания извне, ибо положение позволяло даже обойтись без больничного. Я зачислила себя в сонм избранных, имевших право говорить об операциях как о честном прошлом. В разговорах я добавляла как бы между делом к канве повествования –* когда я входила в наркоз*, либо же что-то по поводу нелицеприятного – как мне тогда показалось – анестезиолога. Это был очень милый вариант – соприкоснуться, но не войти, надкусить, но не подавиться.
Тогда мне показалось, что наш с состоянием джентльменский договор соблюдён с моей стороны полностью, ибо я делала всё, что требовалось, - я была подчинённой, послушной, зависимой и рассчитывала на дивиденды уже с его стороны.
Мои иллюзии цвели махровым цветом до двадцать девятого сентября, когда на встрече с хирургом мне было объяснено, что состояние требует значительного расширения круга действия, и милая операцонюшка останется детской шалостью по сравнению с тем, что ещё предстоит пройти.
Состояние из любовницы превращается в командира противотанковых войск, командует наступлением, и двадцать шестого ноября я должна лечь на операционный стол для процедуры без кокетливых суффиксов.
В ту же минуту я изменила правилу – чужие люди не увидят моей слабости – и элементарно разрыдалась, но состояние задобрить не удалось.
Жизнь внешне осталась такой же, но абсолютно преобразилась внутри.
Операция стала брошенным в воду камнем, и от неё вокруг шли круги боли, досады, неприятия, тревоги, изменения планов и страшной внутренней суматохи.
Я ходила внутри себя по одному и тому же маршруту, выясняя – почему, зачем, как – и отвечая самой себе на один и тот же вопрос – за что?
Вопросов, однообразных и муторных, было много. Ответ же находился один – надо.
Но между услышанным *надо* и этим же *надо* осознанным есть очень долгий путь, который, как оказалось, человек проходит сам. Всё происходящее очень напоминает марафонскую дистанцию, во время пробега которой, без сомнения, получаешь воду, панамку, и даже кто-то пристегнёт к твоему лбу минивентилятор, но знать – твёрдо и чётко – надо одно – дистанцию – эту ли, последующую ли – бежать до конца тебе самому.
Стоящий вдоль дистанции народ будет вести себя по-разному, но понимать надо одно и нести это одно без проволочек и терзаний – маршрут этот твой и только твой...
Операция подобна полёту в стратосферу – а каково же там – вне, потом, за пределами?
Я могу сказать сейчас одно. НЕИЗВЕСТНО. Сколько бы ни было собрано исследований, заглядываний, сопереживаний и предположений – никто и никогда не скажет тебе, каково это будет – ПОСЛЕ ОПЕРАЦИИ.
Это скажешь себе сам и потом...
Если сумеешь сказать, конечно...
Я не буду описывать этот сумасшедший дом под названием *Подготовка* - как оказалось, готовить надо всё – от кучи предварительных анализов до прилично выглядящих, чтобы было не хуже, чем у людей, тапочек. Надо залатать миллион дыр – от генерального передвижения во время уборки кроватей в доме, потому что потом будет нельзя, до стахановского перевыполнения мыслимых и немыслимых заданий на работе, чтобы попытаться что-то успеть загодя. Причём, ваше начальство захочет вывезти рабочий коллектив на природу именно за две недели до операции, и все авралы произойдут только в этом месяце, дабы подстреленный заяц, бегущий на последнем издыхании, чтобы всё успеть, приобрёл новый виток ускорения.
Личные драмы, расставания, гастроли любимого театра, свадьба внуков близких друзей – излишне даже говорить – плотно встанут сбитыми шеренгами в тот же злополучный месяц, доведя картину личного исступления до жизнерадостного и шизофреничного апофеоза.
... Учитывая все предоперационные нюансы ( я забыла добавить рассказ о цикле преамбул-процедур, которые у меня переносились, отменялись, добавлялись, уничтожались и объявлялись по новой ), я сказала честно и проникновенно, глядя в глаза операционной сестре, что страха у меня нет, а есть всепроникающая пустота. Пустота же сменилась через два часа тошнотой и болью, причём, я сейчас под пытками не скажу, что уничтожало меня сильнее – боль или тошнота. Впоследствии я вспомню мой практически оперетточный выход из наркоза после первой операции, как вспоминает олимпийский чемпион первый школьный матч на уровне столкновения класса А с классом Б.
Балом правит человеческая физиология, и именно она определяет наше или же не совсем наше Я, уж у меня оно точно было не наше, за болеутоляющей таблеткой я ползла бы на коленях за любым врагом.
Но, тем не менее, через двенадцать часов я, прикреплённая к монитору и пришпиленная капельницей, одуревшая от обезбаливающих, не пившая и не евшая сутки, дрожащими руками красила ногти в зелёный цвет – и я редко бываю в жизни настолько уверена в своей правоте, как в эту минуту.
Мне было важно, де-факто оставаясь истерзанным и измученным телом, ощутить себя де-юро человеком и женщиной. По этой же причине, поднявшись скрюченной и раздавленной со слезами в душ, не сомневаясь, что в ближайшем будущем мне не выпрямиться, я накрасилась, чем вызвала удивлённые возгласы персонала.
Внутри себя я знала - делаю это, чтобы не забыть, что на койку вернусь на пластилиновых ногах именно я...
Когда-то мне очень понравилась книга Ирины Грековой *Перелом*, посвященная доктору, умнице и красавице, заведующей отделением в местной больнице. Эта дама отправляется на курсы в Москву, ломает там ногу и оказывается в роли рядовой и неизвестной пациентки в московской больнице, дабы постичь и понять, что такое – страдать, что значит быть зависимой, и познаёт изнанку жизни, находясь на другой стороне баррикад. Нечто подобное произошло и со мной, ибо я обычно была по другую сторону боли, теперь же я ощутила все нюансы ипостаси *пациент* - от входа в незамыкающийся туалет ( а вдруг станет плохо, и нужна будет врывающаяся помощь) до призрачного подобия конфиденциальности за закрытой и колышущейся от покашливания шторки.
Я уже не говорю о том, как персонал во время передачи смены жизнеутверждающе и очень уж громко обсуждал мои интимнейшие проблемы бодрым голосом и, разумеется, говоря обо мне при мне же в третьем неопознанном лице.
До операции ( сейчас для меня это звучит *как до нашей эры* ) друзья, пережившие в своей жизни и не такое, говорили мне, что ПОСЛЕ чувствовали себя счастливыми, повернувшись в день Х на два миллиметра больше, чем в день Z.
...На утро ПОТОМ, когда я зашла в душ сама, я тоже была счастливой, учитывая, что днём ранее меня туда ввозила санитарка.
Десятого декабря я была в библиотеке с огромным желанием забрать домой тысячу книг. С желанием забрать, и с мыслью, что ровно две недели назад в это время я лежала на операционном столе.
Это чушь! Всё внутри нас. Переезд не поможет. Не перевози несчастья. Не помещай своё безделье, бездарность, бескультурье в другое место, не порть его. Умей наслаждаться всем, что по пути. Не можешь двигаться вперёд - наслаждайся поворотом, получи удовольствие от движения назад. И топтание на месте тренирует организм.
Ищи новое в знакомом. Копайся в изученном. Наслаждайся подробностями. Везут в тюрьму - получай удовольствие от поездки. Привезли - изучай опыт соседа.
Примем и запишем:
Склочник - норма. Деликатный - исключение.
Отсутствие чего-то - норма. Присутствие - исключение.
Отсутствие денег - норма. Присутствие - исключение.
Теснота - норма. Свобода - исключение.
Обязательность и точность - исключение. Хамство, враньё - нормальный разговор.
Тоска, подавленность, недовольство нормальны, как фигура и национальность.
Богатство - не наша черта характера.
Здоровье - исключение. Болезнь - норма.
Попадание в больницу - правило. Выход из неё - исключение.
Тайн в жизни не бывает. Каждый шаг известен всем и все интимные слова произносятся на публику.
Эти знания делают человека счастливым и дарят каждый день как исключение.
МАрина, ПРИВЕТ! Эт voha🙃 Мы сейчас в Израиле в Рамат Гане с кукольным театром... Если будет желание услышаться оставляю телефон 0536096033 или оставь свой ... КЛАССНО было бы пообщаться! ОБнимаем ... МЫ
Замечательная Роза, нам не суждено угаснуть ни тихо, ни громогласно, правда-правда )))
Душевное спасибо за память и внимание!
Я Вас тоже с удовольствием помню!
