Старый клен, старый клен,
Старый клен стучит в стекло,
Приглашая нас с друзьями на прогулку.
Отчего, отчего,
Отчего мне так светло?
Оттого, что ты идешь по переулку.
М. Матусовский
Гуманитарное образование – песня песней для души, нектар для внимательного и чуткого сердца, только в реальной жизни нектаром не напьёшься, и песню, пусть светлую и чистую, на хлеб не намажешь. Это в Советском Союзе Надежда Михайловна – библиотекарь в педагогическом институте, счастливая сестра Ассоль и подруга Денизы Бодю, а в Израиле пришлось забыть и галдящих студентов, и милые и родные книжные полки, да и про диплом пришлось забыть тоже.
Сейчас Надя – уборщица в бейт авоте. ( Бейт авот – Дом престарелых. Иврит).
Язык не пошёл, выученные на курсах слова забывались в тот же вечер, и даже устроиться продавщицей было нельзя, говоря потенциальному работодателю:* Я работа завтра утро*.
Бейт авот от дома недалеко, смены удобны, за праздничные и сверхурочные доплачивают, и работать, конечно, надо. За семь лет привыкла, хотя страшно и тяжело было поначалу видеть угасающих стариков с мёртвыми безразличными глазами, болело сердце, когда видела пожилых уже детей этих стариков, тоже болеющих, приходящих к своим родителям, повторяя обречённо разные слова, – кто звал уже не узнающую своих детей мать, кто пытался накормить, хотя бы так не обрывая тонкую-тонкую нитку между маленьким, но уже седым сыном, и уходящим в себя всё глубже и глубже отцом, а кто пробовал объяснить папе или маме, что никакой возможности взять домой своего единственного больного и дорогого человека нет.
Родители Нади жили с ней, были людьми нездоровыми, но ещё воюющими с приближающейся немочью и с подрастающим вредненьким Надиным сыном. С пьющим мужем Надя рассталась в Союзе, нового в Израиле не приобрела, хотя здесь местным мужчинам нравилась Надина уверенная полнота и ее гордый бюст, но как-то не сложилось. В сорок лет жизнь начиналась только в кино, а Наде надо было работать, да и ещё много чего надо было в жизни.
Надя работала посменно, жизнь скакала вокруг неё, гарцуя, один день перетекал в другой, другой – в третий, четвёртый тоже был не за горами. К тому, что она – всего лишь уборщица, привыкла, пришёптывая себе, глядя в зеркало, что каждый труд почётен, особенно, труд младшего технического персонала.
Денизы и ассоли далеко, рядом – тряпка, швабра и синий фирменный халат.
Больше всего Надя любила убирать комнату Регины. Регине исполнилось не так давно девяносто девять лет, приехала она из Москвы, была когда-то, миллион лет назад, замужем, но детей не было отродясь. Регина, бывший врач-терапевт, была маленькой педантичной чистюлей, сибаритствовала со вкусом, любила Серебряный век. Над кроватью у неё висел портрет Лилии Брик – хищной, цепкой, стремительной, умной царицы.
Регину абсолютно не интересовал быт, она не обращала практически внимания на меняющихся за обеденным столом женщин, удостаивая их поджатием губ. У Регины было две интереса в жизни – книги, глотающиеся за несколько дней, и сидящий напротив неё Пётр.
Пётр в её глазах был совершеннейшим мальчиком – подумаешь, восемьдесят один.
Пётр как-то признался Наде, что прочитал в жизни, помимо положенных в школе, две книги - *Стихи* Юрия Визбора и *Интимный мир семьи*, был он мужчиной видным, крепким, хозяйственным, ничего у него не валялось без дела, и всему у него находилось применение. Если Надя шла на кухню, он просил у неё салфетки, если кто-то из посетителей доставал возле него пелефон, Пётр сразу же просил позвонить своему такому же крепкому и квадратному сыну Илье, зла на которого он не держал. Илья работал, невестка, неказистая Алёна, тоже, дома трое детей, куда им ещё и Петра на голову. Поэтому после смерти жены Пётр согласился на бейт авот – где-то жить надо.
Перед Надей ежедневно разворачивался жизненный спектакль, причем, все постояльцы отделения в этом спектакле исполняли второстепенные роли. Солировали же одни и те же – Регина и Пётр.
Всех стариков по утрам купали по очереди. Всех, но не Регину. С неё начинали, и порядок этот был незыблем, как число пи – три целых и четырнадцать сотых.
- Вы бы знали, голубушка, как же тяжело мне рано вставать, - как-то призналась Наде Регина.
Надя, не сомневавшаяся ни минуты в том, что Регина – жаворонок, посоветовала.
- Пусть Вас тогда купают как всех, в порядке очереди, выиграете часочек сна.-
Регина была ошарашена и полдня с Надей не общалась
- Я? Стоять в очереди???
Больше этот вопрос не затрагивался.
Регину купали, привозили в зал, где она поджидала Петра с неизменным: * Что ж так поздно-то сегодня, голубчик?*, на что Пётр всегда отвечал , в зависимости от настроения, что *не горит*, *спешка нужна при ловле блох*, или, ежели был совсем не в духе * это никого не должно касаться*.
Завтрак Пётр поглощал с неизменным аппетитом, прося добавку и каши, и компота. После еды добрел и рассказывал сидящим за столом очередной сон. Сны по содержанию менялись, но лейтмотивом был ремонт – текущих труб, канализационных стоков или, на худой конец, чего-нибудь помельче – часов или чайника.
При очередном рассказе о лопнувших и потекших трубах Регина морщилась, вздыхала и бормотала какую-нибудь фразу по-французски, вызывая в ответ колкость Петра, что некоторые образованные, вроде и не нам, работягам, чета, сидят в такой же дыре, как и все остальные, но претензий имеют воз и маленькую тележку, подавай им *исталопы*, а обычной кашей они, видите ли, давятся.
Регина включалась в дискуссию, спрашивая с повышенным интересом, чем же, собственно говоря, месье Петру не угодил эскалоп, и в чём же он, этот самый эскалоп, перед Петром провинился.
Утро начиналось.
Надя была занята с утра безмерно, поэтому всего диалога она обычно услышать не могла, но наблюдала за багровеющим Петром и безмерно довольной Региной ежедневно.
После завтрака с постояльцами проводили зарядку. Физиотерапевт, выучивший несколько слов по-русски, кричал плохослышащим старикам
- ПрАва! ЛЕва! РУка! НОга!
Старики поворачивали головы направо-налево, приподнимали бессильные руки, сдвигали неподъёмные ноги.
Пётр командовал себе
- Не спать, выполнять!
Регина никогда не присоединялась к зарядке и ехидно улыбалась, когда к ней посылали парламентеров из числа персонала.
Персонал убеждал Регину двигаться, Регина неизменно отвечала, что стрекоза напелась, наплясалась, и не заметила, что накатила зима.
Персонал удалялся, потерпев фиаско, Регина наслаждалась романами под крики физиотерапевта.
Потом со стариками играли в лото, в домино, рассказывали им с надрывом, чтобы уж докричаться наверняка, о реалиях сегодняшнего дня на Ближнем Востоке, Пётр участвовал во всём- и в лото, и в домино, и был уж, безусловно, самым активным реалистом-востоковедом бейт авота.
Регина не участвовала, не играла, не увлекалась реалиями, и, вообще, заявляла всем, что последняя реалия, которая её когда-то взволновала, - это противостояние Севера и Юга в романе Митчелл *Унесенные ветром*.
Любимой телепередачей Петра было *Поле чудес*, причем, его интересовали неизменно две вещи – что подарили Якубовичу и что игроки увезут с собой.
Он подробно и в деталях рассказывал об этом Регине, Регина поддакивала в ответ, мол, что, прямо банку варенья привезли?
Доверчивый Пётр каждый раз попадался в ловушку, что, мол, да, банку варенья.
Коварная Регина интересовалась:
- Вишнёвого?
Пётр начинал судорожно вспоминать, какое именно варенье перепало несчастному Якубовичу.
Вспомнив и выложив Регине все подробности из жизни варенья или домашней колбасы, Пётр как бы невзначай получал в лоб вопрос, а слово, мол, какое было обозначено в финале, на что ответить обычно не мог, злился и получал от Регины приговор, что некоторым подавай только колбасу и больше их ничего в жизни не интересует, да и каши эти некоторые съедают две порции, не подумав ни разу о тех, кому, возможно, каша не досталась.
Пётр вскипал, требовал встречу с сестрой отделения, и доводил до её сведения, что больше за одним столом с этой неврастеничкой он сидеть не намерен, но до утра субботы остывал, выезжал на завтрак уже после Регины, выслушивал её претензию, что *голубчик сегодня поздно*, съедал две порции каши, выпивал два стакана компота и отправлялся поднимать ногу и выдвигать руку под пристальным взглядом Регины.
Девятнадцатого июля Пётр за столом не появился, Регина терпела полчаса после положенного и привычного времени, а потом обратилась к Наде, протиравшей полы под соседним столом.
- Голубушка, а где Пётр?
В бейт авоте не было принято огорчать стариков трагическими подробностями, но Регина была врачом, была умницей, да и Надя не умела врать.
- В очень плохом состоянии ночью забрали на *Скорой* в больницу – температура, рвота. Как-то так...
Регина внешне не продемонстрировала никакого неудовольствия или видимой озабоченности, до обеда продолжала читать какой-то очередной роман, но после обеда в зал не вышла, сказав персоналу, что неважно себя чувствует.
Не встала она и на следующий день, заявив, что будет лежать. Все лекции врача Марины – милой, ответственной – о том, что не исключены пролежни из-за лежачего положения, Регина выслушала равнодушно. Книги она читала лёжа, а потом и это перестало её увлекать.
Петра не выписывали, из бесед с персоналом больницы было ясно, что положение его шаткое, и абсолютно всё может случиться.
Двадцать девятого июля Наде сказали, что Регину перевели в *сиюд муркав*( отделение, в котором лечат пациентов с пролежнями, зондами, PEGами.Иврит), из которого, на памяти Нади, не возвращались.
Отделение без ежедневных стычек Регины с Петром опустело, скукожилось, у Нади появилось чувство, что в этот, и без того не весёлый дом, пришли сто лет одиночества.
Надя могла справиться о состоянии Регины и Петра у доктора Марины, но ей не хотелось.
Было страшно, муторно, и впервые за семь лет Надя подумала о том, что работу надо поменять...
Десятого августа Пётр вернулся, был слабым, пожелтевшим, отказывался от добавки каши, да и компота выпивал теперь только одну чашку.
На сообщение о переводе Регины отозвался *Вон оно как*, молчал несколько дней, ни в домино, ни в лото не играл, но вскорости после этого Илья рассказал отцу, что поменял работу, что сможет почаще с детьми его навещать, и обещание выполнил.
Пётр повеселел, и через две недели Надя услыхала, как Пётр кричал поварихе, чтобы принесла ему ещё киселя...
Это чушь! Всё внутри нас. Переезд не поможет. Не перевози несчастья. Не помещай своё безделье, бездарность, бескультурье в другое место, не порть его. Умей наслаждаться всем, что по пути. Не можешь двигаться вперёд - наслаждайся поворотом, получи удовольствие от движения назад. И топтание на месте тренирует организм.
Ищи новое в знакомом. Копайся в изученном. Наслаждайся подробностями. Везут в тюрьму - получай удовольствие от поездки. Привезли - изучай опыт соседа.
Примем и запишем:
Склочник - норма. Деликатный - исключение.
Отсутствие чего-то - норма. Присутствие - исключение.
Отсутствие денег - норма. Присутствие - исключение.
Теснота - норма. Свобода - исключение.
Обязательность и точность - исключение. Хамство, враньё - нормальный разговор.
Тоска, подавленность, недовольство нормальны, как фигура и национальность.
Богатство - не наша черта характера.
Здоровье - исключение. Болезнь - норма.
Попадание в больницу - правило. Выход из неё - исключение.
Тайн в жизни не бывает. Каждый шаг известен всем и все интимные слова произносятся на публику.
Эти знания делают человека счастливым и дарят каждый день как исключение.
МАрина, ПРИВЕТ! Эт voha🙃 Мы сейчас в Израиле в Рамат Гане с кукольным театром... Если будет желание услышаться оставляю телефон 0536096033 или оставь свой ... КЛАССНО было бы пообщаться! ОБнимаем ... МЫ
Замечательная Роза, нам не суждено угаснуть ни тихо, ни громогласно, правда-правда )))
Душевное спасибо за память и внимание!
Я Вас тоже с удовольствием помню!
