Отмычка, тускло блеснув в неярком свете потолочной лампы, провернулась мягко и бесшумно, словно в масле. "Хороший замок", - подумал Лешечкин, так же ловко и аккуратно вскрыл второй замок и, не звякнув, убрал всю связку в карман. Глубоко вздохнул и, ощутив, как замерло на мгновение сердце, он одернул на себе пиджак, пригладил волосы и решительно взялся за ручку.
Лешечкин не был вором.
Он был инженером одного маленького, известного только узкому кругу узких специалистов НИИ. И себе, и окружающим он всегда казался человеком честным, солидным, чистоплотным, экономным, среднекультурным и, уж во всяком случае, здравомыслящим. Лишь бывшая теща была склонна видеть в нем монстра в период инкубации, то есть, поясним, будущего монстра, который еще только учится, но в самом ближайшем будущем покажет себя, свой драконий характер и острые гнилые зубы во всей красе, но с ней, с тещей, надо отметить, мало кто соглашался. Разве что тещины подруги.
Итак, повторим: Лешечкин не был вором. Он не пил, не курил, козла не забивал, в материальном плане рассчитывал лишь на зарплату и небольшой левый приработок от своего хобби - починки будильников. Чужих вещей не брал никогда, даже в детстве, разве что мелочь, оброненную кем-то на дороге. И отмычки-то нашел совершенно случайно - разбирал антресоли в квартире, куда вселился по размену после развода с женой.
Он их тогда повертел в руке, покрутил широкое кольцо на пальце, побренчал и забросил обратно. Не было в них никакой необходимости. Все-таки он младший научный сотрудник, можно сказать, отечественный ученый, пусть без имени, зато с персональным компьютером на рабочем месте, а не разбойник с большой дороги.
Ровно месяц не вспоминал Лешечкин об отмычках. А вчера вот - вспомнил.
Что явилось причиной грехопадения Лешечкина, мы не знаем. Может, тяжелая душевная травма, какую нанес ему брак, ведь в приданое за невестой он получил вышеупомянутую тещу - директора плодоовощной базы, а это, сами понимаете, не фунт изюма: пусть фрукты всегда на столе, зато дома свой засолочный цех, где в роли невинного овоща, подлежащего обработке, выступает наш герой. А может, профессиональная тоска на персональном рабочем месте, когда не знаешь, что ты делаешь, зачем делаешь, для кого делаешь и вообще с какой стати по восемь часов в день сидишь на этом вот стуле и пялишься в этот вот экран. А может, весна, когда хочется перевернуть жизнь, начать ее с начала, сотворить что-нибудь этакое, чтобы все вокруг ахнули и заметили, наконец, его, Лешечкина, существование. А может, это просто Бог послал ему слишком сильное искушение, к которому наш герой не был готов.
Зато мы точно знаем, что поводом послужила случайная встреча, произошедшая накануне.
Накануне Лешечкин шел к приятелю, который жил в панельной высотке за четыре квартала от его дома. Погода стояла прекрасная, теплая и по-весеннему солнечная. Поблескивали лужи от недавнего дождя, галдели по кустам воробьи, и на душе у Лешечкина было весело и радостно. Волынка с разводом позади, ужины под грозным взглядом начальствующей тещи позади, счастье холостой жизни впереди - Лешечкин шел пешком и от избытка чувств даже насвистывал что-то такое, чему не знал названия.
Единственный подъезд высотки встретил его неработающим домофоном. Вместо цифр в черных окошечках горели первые буквы английского слова "ошибка". Дверь, словно свирепая консьержка, стояла насмерть. На безоблачном настроении Лешечкина появилась первая маленькая тучка.
"Вечно эти домофоны ломаются, чтоб им пусто было", - хотел подумать Лешечкин, да не успел. Позади него, взвизгнув тормозами так, что он вздрогнул, круто осадила красная "Феррари", и из нее стремительно вышла, нет, выпорхнула, нет, вынырнула, нет..., в общем, ни у нас, ни, тем более, у среднекультурного Лешечкина не найдется подходящего слова для того, чтобы обозначить появление под весенним солнцем... нет, не Афродиты из пены морской и не Европы меж рогами золотого быка, но не менее впечатляющей и просто-таки ослепительной дамы.
Лешечкин разинул пошире глаза. На даме было короткое красное, в тон машине, платье с декольте, мобильник в сентиментальном плетеном чехольчике, золотой крестик на цепочке, серьги размером с хорошую сливу, два-три перстня на перстах и что-то блестящее в прическе; плыла она к подъезду на шпильках и несла в руке прелестную авоську ручной работы, в которой покоились две баночки с готовыми салатами и пакет креветок.
Принято считать, что на блестящее падки лишь дети, женщины и птицы из семейства врановых. Однако это не так. Есть мужчины, способные дать по этой части фору любой сороке. Только они обычно об этом до поры до времени не догадываются. Так вот, Лешечкин оказался из этой породы.
При виде прекрасной дамы он слегка остолбенел, а когда она, проходя мимо, снисходительно улыбнулась ему, то и вовсе превратился в надгробный памятник самому себе. Он почти погрузился в транс и опомнился, только когда дама, обманув домофон с помощью магнитного ключа, кивнула ему: открывайте.
В холл вошли вместе; дама, разумеется, впереди. Лешечкин поднимался по ступенькам, разглядывая ее сзади, и его посетила обычная, к сожалению, для честного инженера малоизвестного НИИ мысль: почему ей - и "Феррари", и мобильник, и креветки, а ему - либо теща, которая его ежедневно по банкам закатывает, либо антресоли с отмычками в пустой квартире?
И над Лешечкиным зависла вторая тучка.
Вот ведь как бывает: только что человек радовался жизни, свободе, открывающимся перспективам, солнцу и девушкам на улице, и вдруг на тебе, зависть скручивает его в тайфун, готовый разнести в клочья все вокруг, и он забывает обо всем хорошем, что в нем есть.
Дама вызвала лифт. Старая кабина неспешно, погромыхивая тросами, поползла вниз. "Деловая какая, - подумал Лешечкин. - Уж предоставила бы мужику поухаживать. Так нет же, самостоятельные стали, эмансипе".
Маленькие грибные тучки втянулись внутрь Лешечкина и превратились в одну грозовую. По рукам и ногам побежали огни святого Эльма. Он и не заметил, как первоначальный восторг перед неотразимой женщиной в вызывающем декольте превратился в обжигающую легкие неприязнь.
А у дамы запиликал мобильник. От знакомого до чертиков, но недоступного для личного пользования звука в мозгу Лешечкина забили оземь молнии, и он вскинул глаза на табло. Лифт стоял на восьмом этаже и стоял, похоже, крепко. Лешечкин вздохнул. Идти пешком - ни за что. Лучше уж с этой ехать. Интересно, она уже держит палец на спусковом крючке "Черемухи"?
-Пашечка, это ты? - между тем промурлыкала дама в трубку. - Пашечка, ты взял билеты? Нет еще? Точно? А когда? Завтра в семь? Ну, тогда я к шести подъеду, захвачу тебя и...Ага! И потом еще погуляем. Что? Пашечка, ну ты все-таки по мобильнику звонишь, давай потом поговорим. Да-да, у нас завтра целый вечер впереди. Да! Да! Ну пока, целую!
Дама примостила телефон обратно и тоже посмотрела на табло. Лифт шел вниз.
"По мобильнику они звонят, - распалял себя Лешечкин. - Денег не жалко! Лишние деньги есть - отдайте бедным. А то все баловство, креветки да мобильники. Вот ограбят ее, пока она будет с Пашечкой по театрам шляться, тогда узнает, почем кило хлеба. Жаль только, вор со мной не поделится. И чего эти лифты тащатся, как черепахи!"
Гроза внутри Лешечкина разразилась ливнем злости.
И в этой злости, черной-пречерной, как внутренность нефтеналивного танка, и беспредельной, как Вселенная после разлета галактик, искрой, разожженной, верно, рукой самого лукавого, вспыхнула идея: "А собственно, вот я - возьму и ограблю!"
Сначала он сам себе не поверил. Как можно подумать такое! Но мгновение спустя в нем проснулся какой-то первобытный бес и, не найдя подходящего ребра, стукнул под лопатку. Лешечкин решился. "Надо же хоть раз в жизни сделать что-нибудь запретное. Государство мне недоплачивает? Недоплачивает. Посему да здравствует экспроприация экспроприаторов".
Войдя в лифт вслед за дамой, Лешечкин сразу же, взяв инициативу в свои руки, поинтересовался:
-Вам на какой?
-На двенадцатый, - сказала дама.
-Мне туда же, - и нажал на кнопку.
На двенадцатом этаже он помешкал в лифте, а когда вышел, увидел, что дама подошла к одной из квартир и достает ключ.
-Простите, вы тут живете? - спросил Лешечкин.
-Да. А что?
Густо подведенные миндалевидные глаза дамы озарились желанием помочь.
-Да вот мне Петровых нужно. У них еще дочка есть, Юленька, на пианино играет. - Лешечкин врал с таким вдохновением и энтузиазмом, что самому нравилось. - Вы не подскажете, в какой они квартире?
-Нет, - подумав, покачала головой дама. - На нашем этаже Петровых нет.
-Они еще попугаев разводят, - добавил Лешечкин.
-Нет-нет, - убежденно сказала дама и улыбнулась. - Здесь нет. Но на пятом этаже в тридцать девятой есть попугай. Может, вы к ним?
-А вы знаете, наверное, к ним, - Лешечкин тоже заулыбался, но фальшиво. - Ну, спасибо вам большое, извините.
Дама начала открывать дверь, а Лешечкин, запомнив номер, шагнул в раскрывшийся лифт и для верности - вдруг проверит? - спустился на пятый. Там постоял немного и энергично двинулся вниз по лестнице.
К приятелю он уже не пошел, позвонив ему позже и сославшись на неотложные дела. Дела заключалось в том, чтобы достать и смазать отмычки да отыскать пару тонких перчаток. Лешечкин был настроен решительно и следов оставлять не собирался. В какой-то момент он прислушался к себе, честному и солидному человеку, но если и рассчитывал уловить хоть мало-мальские угрызения совести и свернуть всю операцию, то это его намерение успехом не увенчалось. Совесть оскорбленно молчала.
Итак, наш герой, мужчина лет тридцати восьми, при галстуке в строгую полоску и нарождающейся, словно молодая луна, лысине, имеющий высшее образование и опыт семейной жизни, не пьющий и не курящий, взялся, как явствует из начала нашего повествования, за ручку двери чужой квартиры и повернул ее вниз. Дверь подалась.
Лешечкин шагнул внутрь и тут же дверь захлопнул. Сердце билось учащенно, словно он смотрел матч Россия-Бразилия на чемпионате мира. Прихожая встретила его зеркалом в полный рост, пустой вешалкой, китайской звенелкой над головой, сувенирными театральными масками и элегантным серым ковром. Посреди ковра стоял большой, лобастый, абрикосовой масти кот.
-Кис-кис, - сказал Лешечкин машинально, потоптался перед ковром, снял ботинки и сунул их под вешалку.
У кота были надменные персидские черты. Желтые с прозеленью глаза ясно говорили, кто в доме хозяин. Кот стоял совершенно неподвижно, и Лешечкин с некоторой опаской обошел его. Он двинулся в одну из комнат наугад, а кот повернул ему вслед свою лобастую голову, мигнул два раза и медленно удалился в противоположном направлении.
Оказалось, что Лешечкин проник в спальню. Ее занимала квадратная хозяйкина кровать, небрежно застеленная ярким покрывалом с бахромой, трельяж со множеством флаконов и баночек на столике, секретер в углу с ключиками в каждом ящичке, два кресла, торшер, пуфики, коврики, разбросанные чулки и тапочки, так что, в общем, шагу негде было ступить. Лешечкин наметил своей целью секретер и уже начал мысленно прокладывать маршрут, когда услышал звук вставляемого в замок ключа.
То, что подумал Лешечкин в тот миг, мы дословно приводить не будем, ибо это неприлично. Приблизительно это звучало так: "Принесла нелегкая старую коптилку! Сама ж говорила, что билеты на семь часов! А еще и полвосьмого нет!" Что-либо иное Лешечкину думать было уже некогда, потому что в прихожей послышался голос хозяйки:
-Ах ты, моя кисочка, моя лапочка! Соскучился, маленький! Мой хорощий ждет свою мамочку! Ненаглядненький ты мой!
"Мужа бы так встречала, - подумал Лешечкин вместо того, чтобы подумать, как ему спасаться, и вспомнил про ботинки под вешалкой. Он уже ждал соответствующего ситуации возгласа, но дама ботинок пока не заметила и продолжала, обращаясь к коту:
-Дусенька, мамочка на секундочку забежала. Мамочка решила с Пашечкой в театр не идти, а поехать с Альбертиком на дачу. Сейчас мамочка душ примет и поедет. А ты, котинька, здесь подожди.
Дама прошла в ванную. До Лешечкина донесся шум воды. Момент был исторический. Если Лешечкин правильно понял слова дамы, то у него было минут пять на совершение побега. Он представил себе, как на цыпочках пробирается мимо кота в прихожую, хватает ботинки, скрывается за дверью, стаскивает воровские перчатки, надевает ботинки и с чувством неимоверного облегчения спускается, насвистывая, вниз по лестнице...
Но... Жадность интеллигента, дорвавшегося до халявы, как известно, не имеет границ, и Лешечкин вместо того, чтобы покинуть поле боя, не замарав имени честного инженера, полез под кровать.
Под кроватью было пыльно, зато покрывало, свисавшее почти до пола, надежно прятало Лешечкина от глаз хозяйки, буде таковые заявятся в спальню. Он поерзал, устраиваясь поудобнее, и еле сдержался, чтобы не чихнуть. Рукава пиджака в один момент стали седыми. "Теперь из-за нее костюм в чистку отдавать, - подумал чистоплотный Лешечкин. - Хоть бы уж домработницу завела, коли деньги водятся".
Время шло. Дама плескалась под душем. Лешечкин оглядел бахрому покрывала, днище кровати, снова бахрому и заскучал. "Дно-донья, Архангельск-архангелогородцы, - всплыло откуда-то из памяти, будто пузырь метана из болота. - А если у нее есть муж, и вот сейчас он вернется из командировки, и сразу, конечно, заглянет под кровать, да жену-мерзавку за шкирку, да за вожжи... А с ним самим этот муж что сделает? Тоже вожжами? Господи, какие вожжи? Что за чушь лезет в голову, если за ней, за головой, не следить?" Однако он представил себе глаза жены-мерзавки перед лицом вожжей, и ему стало приятно.
Между тем дама закрутила краны, в ванной все стихло. Лешечкин затаился. Слева возникло какое-то движение, и, повернув голову, он сквозь бахрому увидел на уровне глаз кота. Кот смотрел прямо на Лешечкина, и у него создалось впечатление, что животное сейчас откроет рот и скажет: "Мамочка, а у нас здесь сюрприз!" Лешечкин даже палец к губам приставил, мол, не выдавай своих, ты же мужик все-таки. Кот медленно сморгнул и отвернулся.
-Кисанька-пусенька моя! - услышал Лешечкин. Кот не шевельнулся. Дама перешагнула через него, вошла в спальню и остановилась возле кровати. Лешечкину были видны маленькие ступни с крашенными розовым лаком ногтями и тонкий браслет на правой щиколотке. Ему хотелось посмотреть, есть ли на даме что-нибудь еще, но смутно представляемые последствия пугали его, и он лежал смирно, как мышь под веником.
-Котик-лапик, - сказала дама, включив фен. - Пожалей хоть ты мамочку! Этот Пашечка совсем не тот, за кого я его принимала. Представляешь, заезжаю я за ним, а он сует мне билеты и говорит: "Извини, не могу. У меня эксперимент важный. А билеты продай или пригласи кого". Нет, ты только вообрази: он предпочел мне какой-то там эксперимент! Лягушек мордует, живодер - вот и все его эксперименты. Да я с ним после этого за один стол не сяду! Так что, котик, у меня на выходные другие планы. Я сейчас уеду с Альбертиком и вернусь в воскресенье. А ты будешь хорошим котинькой и подождешь мамочку. Водички я тебе в кухне много налила, колбаски копченой батончик оставила - погрызешь, ну а если что - поголодаешь немножко. Тебе тоже полезно.
Фен умолк. На кровать шлепнулось что-то тяжелое, наверное, объемистый ридикюль типа "сак-для-вояжа-по-дачам". Дама начала кидать в него какие-то вещи, фальшиво напевая.
-Поедем, красотка, кататься... Ну все, пусик, - сказала она минут через пять и бросила на кровать халат, закрыв Лешечкину обзор. - Губки-глазки подведу и - вперед!
Лешечкин опустил веки - все равно ничего не видно - и стал беззвучно молиться. "Чтоб ты ногу по дороге сломала, лошадь облезлая! Чтоб вам все колеса спустило, дачники недобитые! Чтоб вам на гаишника напороться, грибники залежалые! Чтоб тебе прыщ посреди носа вскочил, жаба зеленая! Чтоб..." - так думало одно полушарие его мозга, в то время как второе втайне от первого мечтало: "В ресторан бы с ней сходить..."
"На ее деньги", - вставил рассудительный, экономный мозжечок.
Лешечкин усмехнулся про себя и стал думать о том, сколько должно быть денег у этой любительницы абрикосовых котов. Точнее, сколько она держит дома. Может, сто рублей, а может, пару штук зеленых. В конце концов, он поспорил сам с собой и вышло, что если он добудет меньше десяти тысяч на деревянные, то ставит себе пять бутылок "Клинского", а если больше - то две "Наполеона".
Время все еще шло, дама прихорашивалась, то и дело спрашивая у кота, идут ли ей золотые тени или лучше сиреневые. Очевидно, кот понимал в косметике, потому что она с ним соглашалась: "Да, душечка, ты прав, эта пудра быстро осыпается". Лешечкину надоело лежать, и его уже корежило от нетерпения.
Но все когда-нибудь кончается, кончились и пытки Лешечкина. Дама подхватила с кровати ридикюль и вышла в прихожую. Зазвенели удила и стремена, тьфу! каблуки по паркету, и Лешечкин в последний раз услышал голос дамы:
-Ну-ну, котик, не расстраивайся. Всего три дня. Мамочка скоро вернется. Ты дом стереги, колбаску кушай и жди мамочку.
"К телефону не подходи, спичками не балуйся", - сострил мысленно Лешечкин и мысленно же сплюнул.
Наконец, хлопнула входная дверь и в квартире стало тихо. Лешечкин полежал еще минуту, прислушиваясь, и стал выбираться из-под кровати. Брюки и пиджак пришлось основательно встряхнуть, но он великодушно простил даме расходы на чистку, потому что внутренний взор его уже видел сверкание дорогих брошей, колье, жемчугов и прочих брюликов. "Пиастры! Пиастры!" - закричал внутренний голос, подыгрывая внутреннему взору, и вместе они составили великолепно будоражащий алчность дует.
Взглядом Александра, разбившего персов, Лешечкин оглядел спальню. Секретер, ящички, ключики - все было на месте. У порога стоял кот и смотрел на Лешечкина.
-Брысь, - сказал Лешечкин, но кот и бровью не повел.
-Ну и ладно, - сказал Лешечкин и приступил к решительным действиям. На столике трельяжа он обнаружил два золотых кольца и цепочку с кулоном в виде асимметричного цветочка, а в первом же ящичке секретера - полторы тысячи рублей.
-Ага, - подбодрил себя Лешечкин, но только протянул руку к деньгам, как услышал позади себя:
-Мяу.
Лешечкин обернулся.
Абрикосовый кот сидел на том же месте, где ранее стоял, и укоризненно смотрел на Лешечкина круглыми, будто в учительницыных очках, глазами.
-Брысь, кому говорят! Тебя еще не хватало, - буркнул Лешечкин и стал распихивать деньги и ценности по карманам. - Тоже мне, сторож-воспитатель. Мышам иди замечания делай, а я как-нибудь сам разберусь.
Когда Лешечкин возвращался в прихожую, его карманы отягощало шесть с половиной тысяч рублей, триста сорок пять долларов, два кольца, золотой цветок на цепочке, четыре пары серег, одна из них с изумрудами, толстый браслет, часики с мелкими бриллиантами и серебряная разливная ложка производства фабрики "Северная чернь". Кот неслышно ступал следом, выражая неодобрение разворотом ушей.
-Ну, пока, пусик, - сказал Лешечкин, надевая ботинки. - Передавай привет мамочке. Она у тебя занятная особа. Даже жаль, что не с ней "Наполеон" пить буду. И не зыркай так на гостей, а то быть тебе когда-нибудь битым.
Лешечкин повернулся лицом к двери, крутанул головку замка и нажал на ручку.
Дверь не открылась.
-Вот черт, - недоуменно сказал Лешечкин. - Заело тебя, что ли?
Он попробовал еще раз, нажал, толкнул, даже потряс ручку, но дверь, будто заговоренная, не шелохнулась.
Лешечкин озадаченно хмыкнул и уставился на замок. Головка легко проворачивалась в обе стороны, никаких собачек, флажочков и щеколдочек не наблюдалось.
"Потайная кнопка в пятом сверху кирпиче", - подумал Лешечкин и сказал:
-Сезам, откройся!
Он еще два раза медленно, вдумчиво повторил все действия, но желаемого эффекта не достиг. Добротная металлическая дверь, обитая изнутри строгим черным дерматином с золотыми заклепками и витым шнуром между ними, как была скалой, так и осталась.
-Мяу, - сказал за спиной кот.
-Иди ты, - в сердцах прикрикнул на него Лешечкин. - Толку от тебя - ноль, а на нервы действуешь.
-Мяу, - еще раз сказал кот и ушел.
Лешечкин почесал в затылке. Ситуация начала его напрягать. Дверь, без всякого сопротивления впустившая его в чужую квартиру, теперь не хотела выпускать. "Такого не бывает, - подумал Лешечкин. - Здесь какой-то подвох, и лежит он на видном месте". Лешечкин напряг свой инженерный мозговой потенциал, и тут его прошибло холодным потом.
Замок на двери был один.
А снаружи - два.
Нижний замок открывался только снаружи. Уезжая на дачу, дама заперла квартиру с котом и ценностями на оба замка, и Лешечкин оказался под домашним арестом.
-Мама моя! - простонал Лешечкин и чуть не заплакал. - Как она сказала - до воскресенья? А завтра пятница - мне ж на работу!
Лешечкин бросился к окну. Двенадцатый этаж - и думать нечего. Может, дождаться ее, а за эти дни выдумать какую-нибудь легенду? Пришельцы к себе забрали, а потом сюда забросили. Или нет, в сомнамбулическом состоянии вышел ночью из дома, а пришел почему-то сюда. По проводам. Или так: мадам, ваш кот так истошно орал, что я залез через балкон проверить, не нуждается ли он в экстренной медицинской помощи.
Обдумывая на ходу эту идею, Лешечкин побрел на кухню и открыл холодильник. Пусто. Два бульонных кубика и коробочка йогурта. Даже креветок давешних уже нет. Разве что позаимствовать у кота его колбасу?
Лешечкин посмотрел в угол, где на овальной пластиковой салфетке возле миски с водой лежала колбаса. Нет, трое суток на этом батончике не протянешь.
-Во влип! - сказал Лешечкин сам себе, прошел в комнату и с тоской во взоре оглядел телевизор, югославскую стенку, хрусталь, диван со множеством подушечек, велотренажер за креслом и кота на подоконнике. Минут пять Лешечкин скулил и стенал, прислонившись лбом к дверному косяку, а потом аккуратно разложил ворованное по местам и вызвал службу спасения.
