***
Он узнал ее между маем и сентябрем,
помнил только – стоял под жарой как мертвый,
желтизна впечаталась в окоем,
остальное – стерто.
Он сказал, ты одна, как перст, песчиночка, ты одна,
муж твой лета три, как в земельку давно помёр,
будем дюжить вдвоем, вдвоем.
Буду муж тебе, будешь мне жена.
Она мужа любила – ой, но заново попривыкла.
Помидоры висели крупные, словно тыквы,
да краснющие, как пропитЫтые рожи.
- Я беру тебя, будешь мне дороже,
и земли, и воздуха, и луны,
раз мы с первым мужем разделены.
Разводили нутрий, купили двух поросят.
Она вся была налитая, как яблоко, как стакан.
Дух хватает, как широка, баскА,
и глазища черные – самый яд.
Дом безденежьем был примят.
Вот уже зима, и дернуло холодить,
и гудело так, будто волки выли.
Он сказал ей – давай кредит, мы возьмем кредит
и за годик сумеем вылезть.
А поселок жил у снегов в плену,
вот-вот ребра домов поломит.
У нее на лопатку выкралась меланома.
Старший сын разошелся с женой и ну,
ну лакать под забором спирт.
Они взяли его к себе: «Голубок мой, спи,
спи мышонок мой непутевый,
пока туча потрясывает бородой,
пока топчет дождик по крышам резвый,
пусть тебя сохранит наш дом».
Меланому сумели срезать.
И вот год пробёг, она смотрит на облака.
- Ах, любовь моя, даль моя, отходишь ты, далека…
Новый муж глядит преданно из окна,
два кредита висят, ах Божечки, как бы знать,
где нас схватит твоя рука.
