Темнота в ноябре больная и непростая.
Ты нелепо меня поставил,
будто в самый сугроб свечу,
прими жалобу, я неудачно совсем торчу,
и согласно бесконечному ноябрю
прогорю. Я, Господи, прогорю.
Пока шаркает в комнате старичок,
прячет часики в комнатный сундучок,
и кормушку вешает на сучок,
и кусает Митрофанушку за бочок,
я сама себе заинька и волчок.
Темнота такая за домом – ой,
прилетают льдинки на водопой,
старичок подходит к Богу, почти слепой,
и читает молитву за упокой
внука, утонувшего в ноябре,
мышь храпит в пустующей конуре,
вот судьба какая, как шьет судьба, как..
вот была собака, и нет собаки.
Только мышь, которая скоро повесится на шнуре.
Митрофанушка дрыхнет, ему пора.
Как мне все это высмотреть со двора?
Как мне все это выдержать со двора?
Не бытье, а какая-то конура.
Темнота в ноябре больная и непростая.
Все проходит, проходит, пока терпи,
печку утром, пожалуйста, не топи,
а то жарко и мы растаем.
