И я догадывалась об этом, когда приезжала сюда, чтобы замкнуться в себе или спрятаться от себя самой; странно , но пила на брудершафт со своей тенью и не пьянела, а так и сидела впотьмах потом, прижимаясь спиной к стволу дерева, обхватив колени руками, не боясь испачкать брюки.
Намного ли хватало меня, когда , срываясь с насиженного места, я неслась куда- то, наскоро побросав в дорожную сумку свитера и джинсы, второпях не запирала дверь и ... возвращалась, ошарашенная вокзальной жизнью, тем особым запахом поездов и людей, почти раздавленная очередью у касс и оскорбленная кем- то у ларьков с пивом.
Ведь когда- то, еще в моем детстве, мой дед посадил вишню.
Он привез ее откуда- то издалека- особенный ранний сорт- и мы вместе копали яму, чтобы посадить эту тоненькую веточку с едва прорезавшимися первыми, еще клейкими листочками.
И уже следующей весной она расцвела, точно залила весь сад белым, ослепительным блеском.
А дед все гладил ее по шелковистому стволу и шептал:
- Красавица! Паненка!
Клал свою большую мозолистую ладонь мне на голову, говорил тихо:
- Вместе вырастете! ... Вот и будет тебе кому свои беды рассказать, когда меня не станет....
И я слушала ветер, звенящий в ее листве, ловила каждое слово, осыпанное вместе с белыми цветами, стояла почти, как в снегу- в юности.
И смешивала боль с чувством предательства, может быть, даже не своего, а книжного, потому что кто- то уже написал и издал те извечные вопросы деяний и расплаты, как в другой жизни, в которой все было по другому.
И ловя перестук колес, высовываюсь в окно по пояс.
Небо и ветер, звучащий в ушах с самого детства: родной, далекий, мой.
И я приезжала.
Уже с самых ворот видела ее растрепанную зеленую голову на ветру.
- Здравствуй, вишня! – кричала от ворот. – Ждала?
А еще я хотела, чтобы он ждал. Чтобы ждал всегда, как в сказках, когда скачут на лихих конях на самый край света только ради того, чтоб смахнуть небрежным поцелуем чары вечного сна избалованной принцессы.
Как одна семья.
Мне всегда была нужна семья. Пусть не своя , чужая, но обязательно с горячими котлетами к обеду, с пирогами к празднику, с песнями за столом и гостями, которые остаются ночевать, и их ловко укладывают спать в комнате и на кухне. А утром общий завтрак- веселый смех и топот детских ног по лестнице и обратно.
И я зарываюсь в подушки, в одеяло, как в кокон.
Это мечта.
Когда человек счастлив, он мечтает. Но стоит только появиться беде, он начинает вспоминать. Ведь мечта, на самом деле, это стремление погубить счастье.
И ты впадаешь в меня по капле, растворяешься где- то внутри горьковато- сладким привкусом разлуки, доводя до истомы и забытья, как чужую.
Но я и есть чужая. Чужая жена. Мать. Сестра.
- А что для тебя любовь? – спрошу, обернувшись, и все еще не захлопывая дверцу машины.
- Получать авансы,- ответишь как всегда небрежно.
- Всего лишь авансы, - присяду рядом с вишней на корточки, закурю, как- то нехотя затягиваясь. – Всего лишь авансы, понимаешь? И мне не хочется перерезать вены, засунуть голову в петлю или сигануть в окно: время прошло. Понимаешь, то время, когда поступают так плохо, уже прошло. Просто сейчас я уже не хочу быть сильной. ...
Но будто совсем недавно дед посадил вишню. И я ездила к ней каждое лето, собирала крупные красные вишни и допоздна варила варенье, осторожно помешивая его деревянной ложкой.
И Ты ничего не знаешь о том далеком времени, о том детстве среди парка, среди руин крепости, среди озер. И даже не знаешь, как меня учили плавать, сбросив с лодки на середине озера, а я барахталась, как щенок, и даже не визжала от страха.
Ты не знаешь, как дед учил читать меня по газете « Труд», посадив на колени и водя по строчкам пальцем. Ты не знаешь, как мы растили зимой ягненка на кухне и поили его молоком через марлевую соску, а он захлебывался и едва держался на своих тоненьких ножках.
Ты не знаешь...
А потом должно наступить утро. Летнее , яркое, когда потянувшись, я, накинув майку, босиком пройдусь по уже теплому солнечному полу и сварю Тебе кофе. Настоящий турецкий кофе с ванилью- в постель.
И я покажу Тебе мою вишню.
Я просто расскажу Тебе о ней... Хочешь? ..........
"Ведь мечта, на самом деле, это стремление погубить счастье."
Ты давно это поняла, да?
Мне кажется, что, когда впервые прочитала рассказ, он действительно был длиннее. А может быть, дело в том, что он оставляет впечатление - гораздо большее, чем он сам.
Недавно перечитала "Пеппи" Амби. Спросила, не менял ли он ее. Он ответил: рассказ не менялся, а Пеппи могла измениться, она же сама по себе.
Это я к тому, что с твоим дедом вишней, похоже, происходит то же самое.
:)
Оля, он был длиннее-точно. Я же сократила ради какого-то конкурса ( по-моему, на Литсовете) и уже таким его опубликовали в " Королевской панораме". сейчас я даже не знаю, что лучше: этот вариант или тот.
Мне кажется, что тот, был тяжелее.
мечты- это всегда стремление погубить счастье. Как- то так всегда получалось.
Спасибо, что ты рядом!
Спасибо. Очень люблю банальные концы и уважаю, тех, кто их не боится. Они самые правдивые. У вас, Michel, очень светлая проза. Я не знаю, дают ли за такую сейчас премии. Мне почему-то кажется, что скупятся...
Спасибо Вам большое!
Банальный конец- это да, это я люблю. потому что только в конце понимаешь, зачем все вышеизложенное.
премия :) Не знаю. Не надо премий, я не зацикливаюсь на премиях.
Спасибо еще раз!
Такую прозу просто читают и складывают в сердце, это ценнее премий...
Все банальное - самое знакомое, потому и вызывает в ответ светлые чувства и добрые (свои) воспоминания.
Мишель, а мне у вас нравится :)
IRIHA, спасибо.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!