Если ты не хочешь, чтобы тебя забыли, как только ты умрешь и сгниешь, пиши достойные книги или совершай поступки, достойные того, чтобы о них писали в книгах
Был ли Билан на самом деле? Не придумал ли я себе весь мир, опрокинувшись в бесконечную цепь стяжательств моей недостигаемой свободы? Кто ее надломил, я не знаю. Как ветка, приложенная к сильному колену, и теперь раздвоенная, она болтается своим концом о зазеленевшую еще в далеком детстве гладь искусственного озера «Ю». Наверняка, он выпил всю воду своих горных рек. Точно горный баран, он подкрался к расщелине, опустился к воде силой животной мысли, и выпил всю воду своих чистых рек. Мне осталось вжаться во внутренности ветки и изобразить замысловатую позу из Хатха-йоги: только так я доберусь языком до зеленой глади воды сквозь трещину в ней. Я живу в замурованном пространстве ветки, так похожей на темный коридор с таинственным свечением в конце. Внутри моей свободы крайне несвободно.
Бледная зависть, в которой света лишь на клозет. В ее нелепом убранстве я думаю о тебе, далекий Билан… Свободный, ты лежишь на зеленом фоне и пьешь чистую воду из красивого стакана. Это мило;) За травой виднеется берег реки. Можно подойти к ней, раздеться, и прыгнуть в ее прекрасные волны. Ты будешь смеяться и смущенно отводить глаза, как в клипах. Чуть дальше по течению река делает поворот. Там образуется небольшая заводь. По ночам к ней приходит странный человек. На его плече небольшой мешок. На его лице истертая борода, которая раньше выглядела сказочно. Он открывает свой мешок ровно в полночь. Он отпускает в реку поломанные ветки. Их много. Откуда только они берутся?!
Словно ежик, но совсем без тумана, я плыву по реке еще помнящей твое свободное тело. Я плыву вместе с ним, и мне совсем не страшно. Рядом плывут мои мертвые друзья. Они все время молчат. Наливают себе пива, пьют его и все время молчат. Мне так скучно:( Блин, я же вспомнил! Я и есть Билан. Это мне скучно и хочется лезть по стенам несвободы на равнину вседозволенности, начинающейся там, откуда сочится свет! От этих мыслей мне теперь совсем не весело: мало того, что я не смогу писать тебе, ведь я пишу самому себе, теперь мне еще и не с кем поговорить! А кого я буду обвинять в украденном счастье, если сам Билан так несчастен, что хочет улететь в небо? Вспоминаю подушку, которую мама заботливо взбивала перед сном. Я клал на нее голову и фантазировал о том, как хорошо было Пятачку иметь такого друга как Винни. С ним не страшно. С ним весело, с ним не приходится скучать. Конечно быть самим Винни не очень комфортно. Он все время пытается что-то из себя вообразить. А вот Пятачок – совсем другое дело. Он слушает по вечерам Верди, по ночам смотрит с Тигрой геевское порно, а днем тусуется с Винни. Последний же только и делает, что справляется с приступами острой шизофрении. Видит разные миры сразу, как на современных телевизорах, с помощью которых можно просматривать сразу множество каналов. Думаю, у тебя есть такой телевизор. Есть
Я проплываю под мостом. Над собой замечаю две рожицы. Конечно же, это были Винни и Пятачок. Пух закрывается лапками, словно начинается очередное откровение. Так и было. Но что меня заинтересовало, так это лицо Пятачка, в которое я раньше не всматривался так подобострастно. Оказалось, что ты, то есть я – ну точная копия этой свиньи!} Потом мы уплыли. Был как раз полдень.
Прошло много времени с описанных минуту назад событий. Я уже и не вспомню запах того бомжа, который выпустил меня в мир. Я сейчас думаю о трепете в глазах Пятачка. Казалось, что откровения Винни закладывали своим инфернальным жаром его нежное телесное сознания, превращая сие в темницу. Страх, я отчетливо разглядываю в твоих глазах страх. Что, боишься?
