…тогда он очнулся. Вокруг стоял шум, вечеринка продолжалась. Дима посмотрел по сторонам и снова уткнулся в пьяные руки Маши. Ему не было весело, ему не было грустно. Его не было – он чувствовал пустоту себя, окутавшую весь этот сигаретный хлам цепью бессмысленности. Громкость бывает разной, подумал он. Вот громкость дома, когда в абсолютной тишине ты слышишь почти колокольный звон крепких стен. Вот громкость базарной торговки, крикливой и бойкой бабенки. Громкость душевных ран. Ее не сделать тише, не выключить насовсем. Он думал о Вове. Вова отражался о потную кожу Маши. Он пропитал собой Машу. Маша стала тенью. Маша, Маша…
Все говорили, что Дима и Маша очень похожи. Диме нравилось думать об этом. Его младшая сестричка была красивой и обольстительной девушкой. Она росла сама по себе, но всегда рядом с Димой. Он следил, чтобы она читала хорошие книги, смотрела нужные фильмы, слушала Музыку. Когда молодые люди знакомились с Машей, они всегда удивлялись, что Маша читает Мёрдок и Достоевского, Мураками и Бёлля, знает, кто такие Моррисон и Джоплин, узнает кадры Бертолучи. Но вот беда – со временем она стала чуть умнее остальных. Мужчины и женщины стали ей не так интересны, как удивительные личности.
Маша плакала.
-Выйдем?
-Ага.
Они вышли на свежий воздух. Маша закурила.
-Он обвинил меня в том, что заболел.
Дима промолчал.
-Целый год я поддерживала его, теперь все стало известно – ему осталось мало времени. Он озлобился, он ненавидит меня, он обвиняет, обвиняет меня!
Дима обнял ее и начал успокаивать, что он мог ей предложить еще?..
Вова заболел. Очень сильно похудел. Болезнь съедала его изнутри. Теперь он подписывал свои работы как «Качественное зло», страшно иронизируя по поводу собственной болезни. Наверное, он боялся будущего. Странно, что начинаешь его боятся, когда совсем не остается ни сил, ни каких-либо других возможностей жить.
«Сестренка, у тебя новые морщинки. Поплачь и улыбнись, жизнь черно-белая…» С кладбища шли молча.
