С воспитательницей детсада Кэролайн случилась беда. Ее – подло, мерзко, ни за что – обвинили в сексуальных домагательствах к четырехлетнему ребенку.
Кэролайн из тех барышень, которых хочется утешить или защитить от чего-нибудь. Желательно, обняв за плечи... Стройная шатенка, чуть осветленные волосы забраны в хвостик. Джинсы и топ акцентируют все, что надо. Kрасная Хонда-тинэйджер – то и дело в ремонте. Съемная квартирка недалеко от центра. Мечта получить диплом и стать настоящим воспитателем, а не ассистентом, как теперь. А там, глядишь, и директором садика...
В тот день, который уничтожил эти мечты, у вечерников отменили лекции. Закончив работу, Кэролайн сразу поехала домой. Долгов по заданиям у нее почти не осталось. Одно эссе про Штайнера, но его можно написать в выходные. Кэролайн предвкушала нечастый ленивый вечер. Она накормила кота, переоделась в халат и шлепанцы. Разогрела в микроволновке ломтик пиццы. Достав из холодильника бутылку вина, отнесла все это на журнальный столик перед телевизором. Кот мягко запрыгнул в свободное кресло. И разлегся с победительным видом, будто сказал: «То-то же».
Совсем недавно кот оспаривал это место у Такаши, последнего бойфренда Кэролайн. Такаши, аспирант, исследовал какие-то премудрости лингвистики (а может, филологии) английского языка. Он водил Кэролайн по японским ресторанам. Научил ловко обращаться с «хаси» – палочками для еды. Интересно рассказывал о своей родине.
– Японцы, – говорил Такаши, – нация очень закрытая. Замкнутая на себе. Причем, на обоих уровнях – индивида и социума. Еще лет двадцать назад европейца у нас воспринимали как инопланетянина. Больше того, японец, проживший несколько лет за границей, дома становился изгоем...
– А как же ты?
– Так это было давно, – не слишком уверенно отвечал бойфренд, – теперь все по-другому. В любом случае, работу я найду без проблем. Английский везде нужен.
Всем был хорош Такаши: сдержан, улыбчив, аккуратен. Не увлекался пивом и регби. И в постели – молодец. Но постепенно он... Не то чтобы наскучил Кэролайн. А просто как-то стало не до него. Работа в две смены и учеба проделывают с человеком такие фокусы. А как иначе? А иначе – вечные долги, страх конвертов в почтовом ящике, звонки из банка: «Вы знаете, что превысили разрешенный минус?» Нет, уж лучше работать до упаду и не психовать, чем «отдыхать» в ежедневной нервотрепке. Вобщем Такаши звонит, а Кэролайн устала. Или уже спит. Или «абонент недоступен» – значит на лекциях. А в выходные сидит над домашними заданиями. Их вечерникам никто не отменял.
Однажды Такаши оставил Кэролайн сообщение. Oна его сохранила и прослушивала иногда. «Привет, Кэри. Я думаю, не стоит больше тебе звонить. Но я буду ждать твоего звонка. И надеюсь дождаться. Только не затягивай слишком долго. Ты знаешь почему». Кэролайн знала. Через полгода у Такаши защита и отъезд в Японию. Как-то он обмовлился, что не возражал бы жениться на Кэролайн и забрать ее с собой. Кэролайн сомневалась, радоваться ей такому предложению или наоборот.
– Позвонить что-ли? – сказала она коту.
– Думаю, это лишнее. – ответил взглядом кот. – Разве нам плохо вдвоем?
В сумочке ожил мобильник. Hеужели Такаши? Вот совпадение! На дисплее, однако, высветилось: «Гленда». Директриса.
– Привет, что-нибудь случилось?
– Случилось... – тяжело выговорила начальница. – Кэролайн, ты... ммм... завтра на работу не приходи. И вообще какое-то время... не приходи.
– Почему?
– Тут вот какое дело... Мне звонили из полиции. Родители одного ребенка обвинили тебя в... э-э... неправомерных действиях по отношению к нему. И я вынуждена...
– Oбвинили в ч е м? – шепотом перебила Кэролайн. – Что за бред! Ты ничего не путаешь?
– В действиях... сексуального характера. И пока идет следствие я вынуждена отстранить тебя от работы. Зарплату будешь получать, как обы...
– Подожди. Я не понимаю... Какие родители? Какой ребенок? Это же бред, абсурд, подстава! Как ты могла поверить в такое?!
– Конечно, я не верю, успокойся. Кто ребенок, я не знаю, мне не сказали. Завтра тебе позвонит следователь, кажется Вильямс, и все объяснит. Эх, зря они сразу в полицию бросились. Лучше бы ко мне. Разобрались бы по-тихому, а сейчас...
Боже мой... Мне позвонит следователь... Мне. Позвонит. Следователь. Неужели этот кошмар происходит со мной? Неужели я сейчас не проснусь, и все не станет как обычно? Кэролайн взглянула на мобильник в руке. Быстро набрала Такаши и, услышав его голос, заплакала.
– Нда, ситуация вонючая. – сказал последний бойфренд. – Вот что. Тебе срочно нужен адвокат. Завтра утром мы это решим. А сегодня... хочешь, я приеду?
– Приезжай. По дороге купи сигарет.
– Ты же бросила?
– Значит опять начала.
Только к утру Кэролайн смогла задремать. Но тонкий сон ее был встревожен хаотичными видениями. Слабые просветы в темном небе легко разбудили ее. Она проснулась, и с первой мыслью представился ей весь ужас ее положения. Из кухни донеслись уютные звуки и аромат кофе. Кэролайн немного воспряла духом. В спальню заглянул Такаши.
– Проснулась?
– Не знаю...
– У тебя есть бренди?
– Зачем?
– Хочу добавить в кофе.
– Посмотри в шкафу, над холодильником.
Как хорошо, что он остался, – думала Кэролайн за завтраком, – я б одна...
Вдруг позвонили. Кэролайн запаниковала.
– Это они! Ответь ты.
– Какой смысл?
– Ну пожалуйста!
Такаши взял трубку.
– Алло.
– Городское управление полиции. Лейтенент Гленн Вильямс. Могу я поговорить с Кэролайн Джонс?
– Можете.
– Да...
– Здравствуйте, мисс Джонс. Я лейтенент Вильямс, – произнес усталый, монотонный голос, – занимаюсь расследованием поданной на вас жалобы.
– Это не жалоба, а подстава... – всхлипнула Кэролайн, – ничего такого не было, вы слышите?! Ничего! Я не знаю, что они вам наго...
– Успокойтесь, Кэролайн, – мягко перебил голос, мы здесь для того и сидим, чтобы разобраться. Можно называть вас Кэролайн?
– Мне все равно.
– Так вот, мы хотели бы пригласить вас на интервью. Послезавтра в одиннадцать устроит?
– Устроит.
– У вас есть адвокат?
– Нет, но сегодня будет.
– Непременно возьмите его с собой. Можно еще кого-нибудь – родственника или друга.
В городской юридической службе Кэролайн объяснили, что бесплатного защитника ей, как работающей, не полагается. Hадо идти в частную контору. Тут же подсказали – куда. Порекомендовали опытного, не слишком дорогого адвоката. Вот его карточка. Не слишком – это полтораста долларов в час. Примерно столько Кэролайн зарабатывала в день.
В кабинете адвоката (его звали Стюарт Хьюз) она сразу заговорила о деньгах. О том, что вряд ли сможет полностью...
– Минуточку. – oстановил ее юрист. – Мы еще не подписали договор, а значит, вы мне ничего не должны. Например, сейчас мы с вами общаемся абсолютно бесплатно. Кроме того, мне нет смысла обирать вас до нитки. Скорее, наоборот. А теперь подробно расскажите, что случилось. Хотите воды? Или кофе?
Адвокат, невысокий брюнет в костюме с серо-зеленым отливом, выглядел как новенькие полтораста долларов в час. От него вкусно пахло букетом коньяка и дорогого лосьона. Крупный нос. Вьющаяся шевелюра поблескивает от геля. Запонки в цвет ухоженных ногтей... Он, не перебивая, слушал Кэролайн, иногда быстро записывал что-то. Затем сказал:
– Кэролайн, попробуйте вспомнить все необычное, что случилось на работе за последнюю неделю. Пусть даже не с вами. Нештатная ситуация, конфликт...
– Ничего. – подумав, ответила Кэролайн. – Cамая обычная неделя.
– В туалете детям помогали?
– Да, но у нас там нет двери – специально, чтобы не обвинили ни в чем таком. И еще – взрослые всегда в поле зрения друг друга. Это правило.
– Так уж и всегда?
– Ну... бывает, отойдешь на пару минут.
– Вот в полиции об этом не надо. Особенно, если не спросят. Всегда, значит всегда. Напарница это подтвердит?
– Конечно.
– Очень хорошо. – aдвокат достал органайзер. – Так... угум... это мы перенесем... Встречаемся послезавтра в одиннадцать утра. Думаю, за час уложимся. Адрес управления знаете?
– Найду.
– Непременно возьмите своего друга. (Такаши кивнул.) На вопросы отвечаем коротко и по существу. Да, нет, не знаю. Если не уверены, что сказать, требуйте разговора со мной наедине. Они должны выйти... Теперь о деньгах. Заплатите мне только за визит в полицию. Сто пятьдесят наличными. Остальное – про боно. Однако, в случае получения вами каких-либо компенсаций, наша фирма удерживает двадцать процентов. Обычная практика. Вот здесь прочитайте и распишитесь.
У двери Кэролайн обернулась:
– Мистер Хьюз, могу я задать вопрос?
– Конечно. И, пожалуйста, – Стюарт.
– Хорошо. Стюарт. Почему я? За что?..
Адвокат покачал головой:
– Кэролайн, послушайте. Я понимаю ваши эмоции, но... вы не о том беспокоитесь. Сейчас главное – вытащить вас из этого... извините, дерьма. И чистенькую – то есть, без последствий. Это моя работа. А кто и за что – пусть сыщики думют, если у них есть чем. Завтра, кстати, узнаем.
Лейтенант Вильямс оказался похожим на Брюса Виллиса. И не только лысиной и фамилией. Больше – усталой гримасой спасителя человечества на типично полицейской версии лица. Он скупо кивнул, обменялся невнятными репликами с адвокатом и пригласил всех в кабинет. Там не было ни решеток на окнах, ни видеокамеры, ни хитрого зеркала одностороннего наблюдения. Только стенографистка с ноутбуком. Все официально представились. Стенографистка зашелестела клавиатурой.
– Кэролайн, – начал Вильямс, – расскажите как вы устроились в детский сад «Ягодка». Давно ли? Чем занимались?
Кэролайн справилась за две минуты. Там и рассказывать-то нечего. Училище. Детский сад. Затем другой, где предложили большую нагрузку.
– Часто помогаете детям в туалете?
– Иногда. Все по правилам.
– Что за правила?
– Открытая дверь. У нас она вообще снята. Взрослые в поле зрения друг друга.
– Нарушали?
– Боже упаси.
– То есть, нет?
– Нет.
– Что такое групповые занятия на красной линии?
– А, это... незадолго до прихода родителей. Дети собираются внутри такого специального круга. И кто-то из воспитательниц поет с ними хором или книжку читает. А другая в это время убирает в комнате.
– Дети сидят рядом с воспитателями? Может, у них на коленях?
– Нет, это запрещено.
– В течение прошлой недели – способны вспомнить какие-либо эпизоды, инциденты на работе, которые могли бы вас обеспокоить?
– Нет.
– В течение этого времени помогали детям в туалете?
– Нет.
– В течение этого периода оставались ли вы с кем-либо из детей наедине?
– Нет.
– Как долго вы знаете Мэтью Хадсона?
Мэтью?.. Тихий, незаметный ребенок... переведен в этом году из младшей группы. Старший брат, хулиган Дэниел, с облегчением выпихнут в школу. Джейн – мать-одиночка. Дети от разных пап. Ретивая общественница. Председатель родительского совета...
– Кэролайн, как долго вы знаете Мэтью Хадсона?
– С начала учебного года.
– Были ли у вас с ним какие-нибудь проблемы?
– Нет.
– Можете вспомнить, какая одежда была на Мэтью во вторник четвертого aпреля?
– Вроде бы джинсы и футболка. Но точно не помню.
– Хорошо. Теперь я вам кое-что зачитаю. Копии позже будут отправлены вашему адвокату. Во вторник, четвертого aпреля сего года, Джейн Хадсон забрала Мэтью из садика. Она заметила, что ширинка на его джинсах расстегнута. Вечером, когда Джейн помогала Мэтью в туалете, ребенок пожаловался, что у него там болит. На внутренней стороне левой ягодицы Джейн увидела красное пятно. Она спросила, тут ли болит. Pебенок ответил – да, это сделала Кэролайн. Мэтью рассказал, что во время групповых занятий на линии Кэролайн прижала его к столу, запустила руку в джинсы и ущипнула. Она прекартила это, как только Мэтью сказал, что там больно. В среду наличие легкой травмы в указанном месте подтвердил врач. Кэролайн, что вы можете сообщить по поводу этого обвинения?
– Могу сообщить, что это полнейший нонсенс. Абсурд. Разве вы сами не...
Адвокат чуть заметно качнул головой. Кэролайн замолчала.
– Вы это делали или нет? – спросил Вильямс.
– Конечно, нет!
– Можете назвать ваши или чьи-либо действия, способные вызвать такую реакцию мальчика?
– Нет.
– Хотите что-нибудь добавить?
– Да. Допустим я – сексуальная извращенка...
Адвокат снова покачал головой. Кэролайн игнорировала его.
– ... нет, просто теоретически, так? Cкажите, зачем мне проделывать это на глазах у двадцати свидетелей? И среди них опытный воспитатель. Кстати, вы с Рэчел говорили?
– Нет пока. Но поговорим обязательно. А ваш вопрос... Знаете, четырехлетний ребенок способен легко перепутать время и место. Бессознательно или намеренно. Поэтому я вас и спрашивал про туалет.
– А-аа. Ну конечно, перепутать туалет с групповыми занятиями... Офицер Вильямс, можно узнать, сколько лет вы занимаетесь подобными делами?
– Зачем вам?
– Скажите хотя бы – долго или не очень.
– Достаточно. – не без раздражения ответил полицейский. – И что?
– Наверняка были случаи когда воспитателей обвиняли зазря...
– Бездоказательно.
– Хорошо, бездоказательно. Но ведь вы расследуете такие случаи? Или нет? Как происходят эти обвинения? Кто на самом деле виноват?
– Знаете, – поморщился детектив, – почему бы вам не спросить об этом вашего адвоката. Он тоже не первый год в теме.
– Верно, Кэролайн, – вмешался Стюарт, – поговорим об этом в другом месте.
– Не надо их злить. – cказал он на улице, бросая в портфель конверт с деньгами. – Вы этим ничего не добъетесь, только хуже сделаете... Значит так – когда будут новости, они со мной свяжутся. И я вам сразу позвоню. До того постарайтесь избегать разговоров насчет этого дела. С кем бы то ни было. Ну, за исключением вашего друга.
– А мой вопрос?
– Какой? А... Знаете, Кэролайн, восемьдесят процентов насилия над детьми происходит в семьях. Что практически недоказуемо. Зачем полиции эта головная боль? Жалоба поступила на вас. Они обязаны...
Это Дэниел, Дэниел, тварь... Издевался над братом и пригрозил – если заметят – свалить на меня... Или ухажеры мамаши... Какая мерзость...
– А если я подам на них в суд? За клевету?
– Бесполезно. – Стюарт взглянул на часы. – Только потратитесь зря.
Потянулись тошнотворные недели ожидания. Oткрыв глаза в шесть утра, Кэролайн вспоминала, что на работу идти не надо. И сразу вспоминала – почему. Беззвучно плакала от жалости к себе. Потом запивалa это жалость кофе с хорошей добавкой бренди. Курила у окна... За безвкусным завтраком размышляла, как убить сегодняшний день. В университете пришлось взять академ – науки не лезли в голову.
В солнечные дни она шла в парк. Брала покрывало, книгу Джерри Рейна. Непременно – бутылку вина. Или ехала в открытый бассейн и плавала до отупения. Как-то раз лесенку из воды заблокировали два накачанных бездельника.
– Отличный стиль, красавица. Плаваете как дельфин.
– Или как профессионал. Мы угадали?
– Дайте пройти. – глядя мимо, сказала Кэролайн.
Даже в сырую или ветренную погоду она, набросив анорак, уходила бродить по городу. В центр, в порт, куда-нибудь. Привычная дорога – сперва автосалоны, мойки, гаражи... Знакомая мастерская. Дэнни ремонтирует чье-то авто под навесом. Кэролайн нарочно шла по другой стороне улицы, чтобы не вступать в разговор с общительным механиком. Заметив ее, Дэнни улыбался и салютовал гаечным ключом. Кэролайн подозревала, что она нравится Дэнни. С чего бы еще эти улыбки и немалые скидки? Она вообще привыкла нравится людям.
...да, да – и в этом главная, убийственная подлость. В том, что я не ждала. А как я могла ждать? Никому не делала зла. Никогда не имела врагов... Господи, за что они так со мной?.. Заткнись! Прекрати! Прекрати сейчас же...
За поворотом – местный латинский квартал. Пестрый, эклектичный как сорочье гнездо. Рай для попрошаек, кофеманов, шумной, грязноволосой богемы. Бутики вперемешку со старьевками. Галереи абстракционистов, pазвалы старых пластинок. Нестройные голоса уличных музыкантов... Кэролайн была здесь тысячу раз. Но то, что произошло с ней – реальная возможность суда и тюрьмы – по-иному настроилo зрение. Оно стало как бы фотографическим. Выхватывало и фиксировало детали толпы. При этом в голове у Кэролайн слышались мягкие щелчки.
Щщелк – озябшие акселератки с глазами проституток.
Щщелк – бомжи с лицами добрых обезьян.
Щщелк, щщелк, щщелк... Дебилы в мешковатых офисных костюмах. Подростки с разноцветными головами. Ошалевшие туристы в сбруях кинокамер. Несчастные живые скульптуры. Они с детства волновали Кэролайн. Их было жаль и одновременно хотелось потрогать.
Ветер треплет белые зонты кафешек. Под зонтами теснота – время обеда. Острый, жареный дух разных кухонь мира с преобладанием азиатских. Вон за тем столиком Кэролайн недавно встречалась с Глендой и Рэчел. Она решила наплевать на совет адвоката. Все равно, хуже не будет. Коллеги рассказали, что их вызывали в полицию, и они, разумеется, вели себя безупречно. Что Мэтью Хадсон переведен в другой садик. А Кэролайн официально считается на больничном. Среди родителей, однако, циркулируют слухи. Oдновременное исчезновение воспитательницы и ребенка наводит на мысли. Кроме того, дура мамаша вроде бы проболталась. А город у нас маленький...
– Двоих уже забрали из группы. Паникеры чертовы! – раздраженно сказала Гленда. – Бюджет и так на пределе. Наняли вместо тебя человека. Платим вдвойне за одну работу.
– Можно подумать, это я себя отстранила.
– Можно подумать, у нас был выбор.
Далее – горсовет, площадь, мутный аквариум библиотеки. Клерки, сидя на траве, жуют бутерброды в осаде истеричных чаек. Силуэт музея темнеет на фоне океана... И наконец – улица Больших Магазинов. Здесь хорошо потеряться на целый день среди отзывчивых манекенов, электроники, белья, кухонных и ванных излишеств. Один раз в магазине игрушек Кэролайн увидела – сердце подпрыгнуло – их. Джейн и Мэтью в кoнце ряда. С ними – неопрятный мужчина в шортах... Кажется, ее узнали. Кэролайн раздирали два желания. Хотелось подойти к этой твари и наорать. A лучше – залепить пощечину. И еще раз. Одновременно хотелось бежать... Нет! Достойно удалиться. Ей стало душно, легкие не пускали воздух... Кэролайн быстро, не оглядываясь, ушла.
– Хорошо бы поджечь их дом. Или машину. – говорила она вечером Такаши. – Ты участвуешь?
– Как, прямо сегодня?
– Я крашеная блондинка, если ты не забыл. Конечно нет. Надо подготовится, узнать адрес, купить бензинa...
– Не пойду. И тебя не пущу.
– Почему?
– Мы цивилизованные люди – нас быстро вычислят и посадят. И главное – в разные камеры.
– Меня и так скоро посадят.
– Это вряд ли. Но я хотя бы смогу носить тебе передачи.
– Нет. Нет, нет. В тюрьму я не сяду! Лучше бритвой по венам. В теплой ванной...
– У тебя нет ванной. А в душе как-то нелепо. Да и лезвий таких сейчас не продают.
– Oставь свой дурацкий юмор!
– Извини. – Такаши помолчал. – От Стюарта никаких известий?
– Да! Я же тебе не сказала. Вчера дозвонилась – первый раз за месяц. Час дня, а он, представь, лыка не вяжет! И звон посуды слышно, в кабаке значит. Бормотал, что расследование почти закончено. Результаты будут в течение недели. Знаешь, мне очень страшно, Такаши. Что если суд? Как я выдержу суд?! И за что? За то, что я горбатилась пять лет? Подтирала их детям носы и задницы...
– Не плачь, я же с тобой. Иди ко мне... Я уверен, что все будет хорошо.
Развязка приближалась. Состояние Кэролайн было ужасно. Такаши заходил каждый день. Он видел, как силы душевные и телесные постепенно в ней исчезали. Их отношения напоминали Кэролайн визиты к тяжело больной. Ее слезы, ее тревога возобновлялись поминутно. Наконец позвонил Стюарт.
– Поздравляю! – Адвокат протянул руку. – Pасследование прекращено. За полным отсутствием доказательств!
– Ох... слава Богу! – Кэролайн едва не бросилась ему на шею. – Даже не верится, что этот кошмар... Спасибо вам огромное и... Что мне теперь? Можно выходить на работу?
– Давайте присядем, Кэролайн. Тут отдельный разговор. Дело в том, что работать на прежнем местe я вам категорически не советую. И ни в каком вообще детском саду. Вам лучше уйти из этой системы.
– Почему?
– Потому что вы теперь всегда – главная подозреваемая. За вами это будет тянуться, понимаете? Случись что подобное, и...
– Но в другом садике ничего не знают!
– Вы уверены?
– Можно уехать в другой город.
– Вам нужен этот риск? Хорошо. Однако, нынешний садик придется забыть. Вы там не сможете, будет худо, поверьте. Они согласны заплатить вам десять тысяч за потерю работы и моральный ущерб.
– Почему не двадцать? Или не сорок? – неожиданно произнес Такаши.
Стюарт обернулся.
– Увы, господин Саитама, мы не в Америке. Вот там можно потребовать хоть сто. Можно вообще разорить к чертям этот садик. И департамент образования наказать... – голос адвоката зазвучал мечтательно. – Но у нас другие законы. Соглашайтесь, больше они вряд ли дадут.
– Десять тысяч за вычетом процентов фирме?
– Дa. Как договoрились. Кэролайн получает восемь.
– Нет. Кэролайн получает десять. А вы с них требуете двенадцать. Или сколько там?..
– Минутку, уважаемый. Вы пока не мой клиент.
– Он прав. – сказала Кэролайн. – Двенадцать с половиной тысяч. Если нет – мы идем в суд.
– И в прессу. – добавил Такаши.
* * *
На кафедре дошкольного воспитания появилась симпатичная аспирантка. Светленькая. Фигура заставляет обернуться. Почти кукольное лицо, и совсем не идущее ему выражение беспокойства. Словно человек всматривается в мир, ожидая от него подвоха. Некоторое время мы обменивались улыбками. Затем я увидел ее в курилке, на террасе. Мы разговорились. Известно, что общие привычки сближают людей. Особенно, добавлю я, – вредные. Вскоре мы с Кэролайн стали чем-то вроде приятелей. Перекуривать старались вместе. Два-три раза сходили в кафешку на ланч. На факультетских посиделках всегда оказывались рядом.
Помню, отмечали чью-то защиту в китайском ресторане. Я заметил, как мастерски Кэролайн управляется с палочками для еды.
– Друг научил. – объяснила она. – Японец.
– Правда? Это интересно. Ты была в Японии?
– Гостила пару месяцев в Осаке. Чуть замуж не вышла.
«Почему не вышла?» – едва не брякнул я. Но ловко вырулил на безопасное:
– Как тебе земля восходящего солнца?
– Обалдеть. Все работает, блестит и тикает. Порядок такой, что малость тошнит. И люди непонятные совершенно.
– В каком смысле?
– Не знаю как объяснить. Другие. Чужие. И он быстро стал таким же.
– Кто? А, извини.
– Ничего. Может отравимся?
– Пошли.
Захватив бокалы, мы вышли на улицу. Дождь кончился. Сигаретный дым повис в отсыревшем воздухе. Я видел, что Кэролайн задумалась о неприятном. Скорее всего, о японце. Чтобы отвлечь ее, я спросил:
– Как диссертация?
– Продвигается, куда она денется. – Кэролайн помолчала. – Ты ведь знаешь мою тему?
– Что-то о шумe в детских садах?
– Да. И это, конечно, важно. Только я хотела писать о другом.
– О чем?
– О том как воспитателей обвиняют зазря во всякой дряни. В насилии над детьми. В сексуальных домогательствах...
– Разве есть такая проблема?
– Вот! И они мне так сказали. Проблема надуманная, тема рискованная. А проблема есть, и серьезная. И литература есть, хотя мало. Знаешь почему? Потому что все молчат. Воспитатели, учителя, которых обвинили в таком – молчат. Невинные люди чувствуют себя прокаженными. Уходят из профессии. Им страшно. Ведь у нас как рассуждают – нет дыма без огня. Детсады и школы молчат еще тише. Стараются побыстрей откупиться, умыть руки. А то запаникуют сумасшедшие родители. Престиж, бюджет и так далее. Я сама знаю несколько случаев. – Кэрлайн в три глотка допила шампанскоe. – Дай сигарету, расскажу тебе одну историю.
Через минуту я понял, что Кэролайн рассказывает о себе. Да она и не скрывала.
– А дальше? – спросил я.
– Ничего. Вернулась из Японии. Восстановилась, перевелась на дневное. Работала на полставки в библиотеке. Потом тьютором, но это уже в аспирантуре... Главное – я им все так красиво обосновала. Актуальность, новизна, практическая значимость... Куда там! Непроходная тема. Людям жизнь ломают, а у них непроходная тема.
От желания обнять Кэролайн, погладить этот трогательный хвостик у меня заныла спина. Я вспомнил о семье, напряг остатки воли и произнес:
– Нo... тебя ведь не сломали. У тебя же все хoрoшо?
– Да. – Кэролайн с силой вдавила окурок в пепельницу. – У меня все хорошо.
блинский компот. прочла только последние три абзаца. пока что. до начала завтра дойду. ибо в ленту совсем поздно зашла. у меня тоже какая-то фигня обозначилась внезапно, прям позавчера, на фотографиях неких внутренностей. вот и думаю. мошт уже туда пора. а потом вспоминаю, кто же хоть заплачет... блин, гнусная картинка вырисовывается...
я решила- веселицца и танцувать прям до последнего...вот пока не упаду.
Здравствуйте, Макс. Я слышал, что это произошло в Архангельске. Да, это было самоубийство. По причинам очень непростым. Андрей был очень много должен (Вы, наверное, не знаете о его страсти к игре?), столько у него не было. Он выписался из квартиры, чтобы оставить её детям. Уехал (насколько мне известно, в Архангельск, хотя, скорее, правы Вы) и там бросился в воду. Тело нашли. В гостиничном номере нашли записку. Очень жаль Андрюшу, очень жаль, что ему не помог никто, из тех, кто был с ним тогда рядом и был посвящён в его обстоятельства. Мне остаётся только вспоминать его добрым словом, других он не заслужил - для меня.
