вот и закончилась зимняя кома. весенний авитаминоз.
так беспощадны, до боли знакомы укусы солнечных ос.
вроде слегка, вроде нежно, пушисто, а смотришь — текут ручьи.
и то, что казалось так крепко сшитым — рвётся. и снова лечить.
белыми нитками — ровненький шовчик опять. и в который раз
охотиться вышел небесный ловчий, разносчик любовных язв.
ему все равно, что потом тропинки расходятся под углом,
что осенью жгут /как листву/ фотоснимки, в кровь разбивая стекло
рамки портретной. и крошится небо также, ударом локтя.
хрипло взвывает простуженный цербер, рыдает взахлеб — дитя.
все будет после, сейчас же — включайся в эту шальную игру,
молись — "ну еще бы чуть-чуть, на часик". молись, не ясно кому.
и хочется челюсти сжать до хруста, на выдохе — мат, и.. вдох.
может не так говорил Заратустра, но все-таки умер бог.
.
# "я вдыхаю белое облако"
скользкие подсыхают коросты,
но старайся не подскользнись.
сила жить — это сила роста,
видишь — тянется альпинист.
выше гор может быть только небо,
горы — мягче пушистых верб.
кто ты? — крест превративший в лэйбл,
до кого б докричаться мне?
/я вдыхаю белое о-бла-ко, а выдыхаю дым.
кто-то думает, что легко располовинить "мы"?/
чёрные полыньи-проталины,
как затянет — не выплыть же.
и в друг друга слова метали мы —
перестуком миндальных драже
ниже дна может быть только ад, но
что больнее чем быть одно-
му. пастух, ты следишь за стадом?
за телами не видно дна.
.........................
что там за глубиной выдоха? кто там за пустотой выхода?
нёбо кровоточаще вывихну - небо кровоточаще вспыхнуло.
я вдыхаю белое облако, а выдыхаю рассвет.
.
# "по кромке"
вновь плачет лёд на крышах тая
весна идёт
а я иду по кромке рая
иду вперёд
капель весною канонада
удар под дых
а я иду по кромке ада
среди живых
в продаже появились вербы
а хочешь — рви
а я иду по кромке веры
не до любви
весна не в моде — дешевизна
не в жилу масть
а я иду по кромке жизни
мне б не упасть
.
# "ещё один крик"
{маргарита ротко, тим скоренко, вера гузь}
Настя не верит в сказки давно уж, но так похожа что черт возьми, и вот утёнок гадкий, заморыш стал несмеяной московских зим. она кричит в одиноком оргазме, где же плутает тот самый принц. небо усыпано крошкой алмазной, принц на вечер калиф на раз, но так плотояден и остролиц. полдень сыплется в подстаканник ручьем отсолнечных ярких брызг, чужие шторы от несмеяны скрывают двор и дворовых крыс. и вроде глубже вчера, и жестче, а воздух — летен, душист и прян. но он сегодня тебя не хочет, в его кармане, так между прочим, еще две сотни таких несмеян. Настя оденется выйдет молча (влажная скомкана простыня). город скорчился и хохочет над удачною шуткой дня.
Вера замужем есть ребёнок и вроде всё уже хорошо. но только вот до сердечных колик прошлое тычется неуёмно и распускает сердечный шов. Вера выплескивается в буквы, словно выдавливая гнойник. и, каждый раз просыпаясь утром, она выхаркивает стихокрик. разве можно писать так честно, разве кто-то умеет так? тащит девочка, тащит крест, но на рынке за крестик дают пятак. каждый стих разрывает плеву мира, девственность рвет его. и что спасет эту девочку Веру, если мир не спасает любовь. крики пиксельны не целюлозны, как подглядывание в глазок, а в березу вбивая гвозди, смотрят как выбегает сок. и весна обжигает шторку, плавит рассыпанную соль. город записывает в подкорку и чужую смакует боль.
Оля вяжет, мелькают спицы. едкий, стойкий запах больницы тянется как смола. Оля забыла что было в школе, Оля давно уже "баба Оля" — прожила? не жила? внук не заходит свои дела есть, так и живет она разлагаясь — плесень, липовый мёд. и вроде всё — ведь дошла до точки. это раньше фарфор молочный — кожа, теперь же жмёт. Оле не хочется торопиться, вяжет носок и мелькают спицы, обрывается нить. после скажут — "инфаркт миокарда", после скажут — "давно пора бы, некого здесь винить". небо расколется сеткой трещин, дождь истерично на город хлещет, бьёт дождевая плеть. город не чувствует этой боли, сыто отрыгивая доволен, как её там веранастяоля, вкусная была смерть.
кто-то изредка крикнет — "послушай, мы задохнемся от равнодуший". ты прочитаешь, слегка зевнувши, — "складно поёт стервец". крик маргариты ли, веры, тима, или парня из Ершалаима это же доза гемоглобина, а иначе пиздец. крик не доходит — пространство ёмко, каждому блюдце бы да с каёмкой, чуточку счастья иначе ломка, свёртываясь в жгуты. и вот за этот кусочек счастья бьются оленьки, веры, насти, город их проглотил, сграбастал, — рвутся немые рты. кричат по-рыбьи рабы ли рыбы, гнутся, ломаясь на месте сгиба, — вот и ещё один кто-то выбыл, впрочем мы все уйдём. а город твоих позывных не слышит, он растолстел от приёма пищи, и дела нет ему до людишек. кто там ещё? — приём.
.
# "первое. март."
стылое время застывших чувств.
только вчера еще вьюжно-морозно,
только вчера.. но сегодня поздно.
первое. март. я уже боюсь.
картинка сменилась — калейдоскоп.
эта весна наступила внезапно,
снег был вчера, а сегодня каплет,
словно бы это последний потоп.
и снова лишится адам ребра.
солнце печет — острова лысеют
черными кляксами енисея,
как чей-то небрежный росчерк пера.
вниз по течению крошится лёд,
этой весною нас всех затопит.
.............................
мама мне вытрет подолом сопли,
обнимет и скажет, что все пройдёт.
а девочка
................/та что не верит в опыт
на завтрак готовит овсяные хлопья/
бронзовый нос художника трёт.
