Скоро-скоро что-то будет,
Вдохновенна ночь.
Люди наполняют груди,
Выдыхают прочь
Свой бредовый сон из лёгких,
Очень важный сон.
Клей навечный с глаз широких
Убегает вон.
Нёбо сохнет горько-сладким
Привкусом во рту.
Стынут ладушки и пятки
И друг друга трут.
Кости жмёт к земле небесный
Тёмно-синий пресс.
Тишь срывает с губ словесно-
Бесполезный вес.
Сердце непокорно бьётся,
И звенит в ушах –
Скоро-скоро с новым солнцем
Встретится душа.
2. День как день
Что за день такой ребята!
Что за день такой!
Вы плывите, хлопья ваты,
Голубой рекой!
Вы скачите по карнизам,
Зайчики в огне!
Ты, любимый смысл жизни,
Покажись в окне!..
Сколько длится время наше?
Сколько длится миг?
Мы живём как в манной каше
Разные комки.
Ты, тот самый мой комочек,
Выгляни во двор!..
Зелен писк весенних почек,
Жёлт осенний хор,
Леты – певчие, а зимы
Будто молчуны.
Буднями и выходными
Вы летите, дни!
3. Апельсин
Сколь угодно интенсивно
Небо не тряси –
Солнца самый яркий символ –
Это апельсин.
Скатывается по блюдцу
На скалистый зуб,
Или хочет дотянуться
До макушек губ,
Или плавится на теле
Волновых зеркал –
Всё же пропадёт в постели
Тёмных одеял.
Прежде, чем исчезнуть, только
Через кожуру
Рыжие потоки сока
Купол подожгут!
Горизонт в раскатом зёве
Вскоре поглотит
Апельсин, и всё земное
Примет скрытный вид.
4. Наши звёзды
Наши звёзды не торчали
В недостройках тьмы,
И не разгонял печали
Танец кутерьмы.
Наши звёзды в поле неба
Не' жгли облака,
И не пахли божьим хлебом
Серые бока.
Наши звёзды не плевали
Молнией слюны,
И преступность – нулевая
В округе луны.
Мы построили хоромы
И теперь храпим –
Наши звёзды не знакомы
Даже нам самим.
Но мечтами ночь согрета:
Наши звёзды – в нас –
Ждут, сорваться чтобы светом
В омут зорких глаз.
Л
Мы – логики!
За внутреннюю логику вещей!
Профессор аэробики
И мастер кислых щей
Местами перепутались
И стало всё, как есть.
Но это только пуховость,
А дальше будет жесть…
Материя поверхностна
И требует хлыста –
Плевать на то, что пенятся
На выкриках уста!
Четвёрочка в квадратике –
Объёмный знак души,
Вселенную из фантика
Ума расшелуши!
На подземельных станциях
Застыли поезда –
Прищемленные задницы
Боятся опоздать.
Отстой, перебегающий!
Останови свой страх!
Иди, как мы, по краюшку
На мед-лен-ных шагах.
Шумахер сформулирует
Детектор шахма-лжи:
Та пешка индульгирует,
От спешки что бежит.
Дотягивайтесь лобики
До кончиков ушей!
Мы – логики.
За (вытри нюни!) логику вещей.
Шекспир
Я видел без печатей мир –
Я сам теперь с печатью.
Сначала был никак не грим –
Сначала были братья.
Мы выставляем напоказ
Тяжёлые гримасы,
И каждый раз, как в первый раз,
Себя толкаем в массы.
Легко ли нам? А вам? А Вам? –
Не легче тонны пуха.
А я сквозь образ по словам
Схожу с пера на ухо:
Отдача роли не нужна!
А что тогда всем надо?
Вопрос тупой сними с ножа
Разоружённым взглядом –
Оточенное острие
Откроет Книгу Судеб:
Театр – «Мир», и все в игре,
Но все актёры – люди.
Поэт Евгений Евтушенко
Поэт Евгений Евтушенко,
Ты жив, ты гений во плоти!
Так через сколько же лишений
Тебе, Поэт, пришлось пройти?
Какие беды заставали
Тебя врасплох, как резкий чих?
Какие слёзы застывали
На горестных щеках твоих?
Какие пламенные речи
Из диафрагмы ты изрёк?
Как бесконечно скоротечен
Был чувства вечного глоток?
Как ты любил, как ты смеялся?
Как на руинах танцевал?
Как не цеплявшийся за шансы
Ты ничего не миновал?
Как совесть вверх тебя тянула?
Как стал ты с нею на ровне?
Как перед балабольством скулы
Ты закалял в немом огне?
Когда ты видел правду в шутке
И праведность пускал на смех,
И, будучи к обидам чутким,
Не обижался ты на тех,
На тех, кругом кого обида,
Смотрящих как бы свысока, –
Ты знал: над каждой зверской гнидой
Карающая есть рука.
Когда же ты всё это понял?
Какая жизнь, какая смерть…
И всё огонь и тлен агоний –
Крича, терпеть, и жить, и петь!
И радоваться новым встречам,
И одиночество вкушать.
О новизне поставив свечку,
Мечту с надеждой воскрешать –
Где научился ты искусству
По-детски видеть ясный пень?
И бить по-взрослому по пузу –
В самодостаточную лень?
Как научился в пораженьях
Не выпускать из сердца мир?
Ты извини, Женьшенько Женя,
Но ты навеки мой кумир!
За графоманские куплеты
Моё младенчество прости:
Поэт, кого нашёл в себе ты,
Мне только предстоит найти.
В ненадёжном месте
Шёл белый день – по «Бельского» я шёл,
Являлся окружающим мой взгляд –
Ума хоть не лишён, но отрешён.
Я выстишился пару дней назад,
И пару дней – не то чтобы завис,
Но не спешил особо ворошить –
Во мне ютилась бременная мысль:
Чего б ещё такого настишить…
Редели автотранспортным добром
Дорожные четыре полосы,
Я верил подсознательным нутром:
Случится обязательно посыл –
И послан был подарком для меня
Естественной поэзии клочок:
По попе получал средь бела дня
У бабушки рыдающий внучок!
Проезжей частью уединены,
Но здесь не пешеходный переход –
Я с противоположной стороны
Сраженье наблюдал, разинув рот:
«Позвольте, – промелькнуло, – что за казнь,
И попа так беспомощно нога!
Неужто хочет мальчика украсть
Обычная столичная яга?»
Но тут – о, откровение! – дитя
Ручонки протянуло, как в мольбе,
И бабушка ему, за всё простя,
Поправила штанишки – и к себе.
И думала старушка, тоже мать:
«Сынок, тебя в обиду я не дам».
Ручонка обняла седую прядь,
Другая – в кулачок… и по мордам!
«Какая первобытнейшая злость,
Какая упоеннейшая месть!
Вот это привелось, так привелось
Узреть свободы трепетную честь!»
Здесь зебра не пройдёт как компромисс:
Сцепившийся с матёрейшей из львиц,
Повис блондинчик-львёнок чёлкой вниз.
Сумевшая его перехватить,
Бабуля зашагала, наконец,
И всё-таки дорогу перешла.
Болтающийся, как в зубах, малец
Хоть плакал, но о чём-то помышлял…
А я смеялся, округляя бровь
От основательности пустяка.
А ощутивший твердь земную вновь –
Бежал! Бежал, не глядя по бокам!
«Машшины!» – бабка шоркала за ним, –
«Машшины!» – но он слышать не хотел!
Мальчишка детской правдой был гоним,
Он видел цель. Стоял он, дважды цел,
На прежнем месте, после – за столбом
Фонарным не давал поймать себя.
Во мнение упёрся парень лбом,
О мнении его пускай трубят
Фонарные столбы и фонари:
«Для нарушений правил нет причин!
И как ему ты, бабушка не ври,
Но силушкой своей – пюре толчи!»
И не догнать старухе резвых пят –
Бежал! Смеялся правилам малыш!
«Машшины!» – бабка, на него шипя, –
«Машшины!» – на себя шипела лишь.
А люди, оборачиваясь, шли
Колонией зашлёпанных детей.
А я стоял, как зритель – нарушим,
И не скрывал причастности своей.
А бабка, безысходно волочась
По этой обретённой стороне,
Увидела меня косою глаз,
Но так и не явила взгляда мне.
А внучек перед бабушкой бежал
И ручками, как крыльями, кружил!
Он белый день собой преумножал
И лично мне примером послужил.
Кем?
Ты хочешь быть поэтом в Беларуси?
Быть пищей для народного ума?
Поэзия, боюсь, не в нашем вкусе,
Сидит спиной к поэзии тюрьма,
Стоит бочком к поэзии элита –
Всем, как бы так полегче, пофигу…
Мечта твоя, как памятник отлита,
Как пугало незримому врагу,
Но мы, топча поверхность, не заметим
В тени бровей – во взгляде глубины –
Кричи! – чтоб проявилось в нашем свете
Застывшее внутри немой стены
Твоё самосожженческое слово!
Поэтов пепел весел – тлен угрюм.
Гори! – когда огонь тебе дарован –
Недаром я стихами говорю.
Чисто беларуский стих
Я пишу по-русски чисто беларуский стих.
Человек, я чувствую, что нет людей плохих:
Люди любят искренне и верят в чудеса,
Охраняют чистые озёра и леса –
Те, что уничтожены, да что их охранять?
Хоронить мы можем – можно и не вспоминать...
Ах, какая благодать! Какая чистота!
Выродились в городах чумазые места!
Нагоняют дворники метёлками метель,
Радиоприёмники на чистой частоте
Включены вполгромкости, и люди, не тряпясь,
Исполняют с гордостью свою немую часть…
Люди, в общем, люди-то, мы люди, люди все:
О погоде будет после наших новостей –
Мы себя уложим и разбудим с утреца,
Не забудем божью чистоту смести с крыльца,
На работу выйдем и забудемся трудом –
К новостям обыденно тела вернуться в дом...
Только чудо сбудется, опомнимся едва, –
И на чистых улицах бывают торжества!
Праздники великие закружат хоровод,
Выходные выкинут из трудностей народ,
Люди будут толпами по тротуарам течь,
Шумогамным ропотом затараторит речь,
Вновь объединёнными окажутся дружки –
Шарики зелёные и красные флажки.
Чисто в беларуском стиле, белая вода
Разольётся – буйство силы вырвет города
Из семейного уюта, прочь от детских глаз –
Озарит двора салютом наш быдластый пласт.
Крикнет самый разогретый, чтобы не упасть:
«Ненавижу президента!» – и получит в пасть.
Завтра будет очень стыдно проходить дворы –
Он, разбитый, безобидным станет до поры.
Но сегодня – хоть упейся! До чего хорош
Разговор чистожитейский этих пьяных рож!..
Тяжело по праздникам гулять в речах людских –
Сколько ещё разного я не приемлю в них.
Пьянству бой! – начну с того, с чего я начал сам.
Этой нашей чистотой укрыты стыд и срам,
Что растут из темени тупого бытия.
Стали вы растениями из-за пития!..
Но смешно становится пьянчугам из толпы –
Сплющенные рожицы их весело тупы,
Грустно быть приплюснутым ухмылками бухих –
Так звучит по-русски чисто беларуский стих.
Одно кино
Одно кино! Одно кино!
В пустом фойе висит кумир.
А в тёмном зале полотно
Скрывает ярким фоном жир.
Экран показывает жесть:
Герой расплакался и сдох,
Была семья – осталось шесть,
И кто не ржёт, тот мёртвый лох.
Вверху проектор крутит Бог;
Внизу бесплатный туалет
Для тех, кто сохранить не смог
Самобезбрачия обед;
По центру тесен кресла трон –
Но в зале нет свободных мест.
А повар заблевал попкорн,
И кто промолвит, тот и съест.
Кивай башкой! Питай кишкой!
Возможно, я договорюсь,
Но весь твой мир – один большой
Кинотеатр «Крякнул гусь».
Платформа
Платформа. Дюжина гробов.
Ни звука. Шестьдесят секунд.
Десятком миллионов слов
Взрывается народный суд!
Да не послышится во сне
Такое слово – террорист.
Бывает грязно по весне –
Октябрь был и будет чист.
На каплю крови – море слёз.
Во все глаза – один экран.
От развивающихся грёз
До развивающихся стран –
Весёлый лёс. Подземный путь:
В конце тоннеля – белый свет.
Состав летит, чтоб утонуть
В земной тени – посадки нет.
Ни звука. Оставайся. Жди.
В здоровом теле – мёртвый дух.
Пройдёт весна – пройдут дожди –
Октябрь был и будет сух.
Вот это стих – вот это взрыв –
Вот это похоронный зал.
Я на краю платформы – жив,
Но гроб, похоже, заказал.
***
Куда я смотрю?
Что я вижу?
Смотрю – в жижу,
А вижу – зарю.
Я знаю точно:
С точки зрения
Растения,
Всё – листочки.
Чего я боюсь?
Что боится?
Долго длится
Глубокая грусть.
Мне очень жаль, но функционал Решетории этого не предусматривает в принципе. То есть в принципе можно все, но это очень сложно, во-первых, и потом будет масса неприятных глюков - во-вторых. А мне ваш ник, в общем, нравится - загадочный и запоминающийся.
В течение недели - грубо, с пятницы вечера до следующей пятницы Вы можете выбрать ЛЮБОЕ произведение, опубликованное у нас именно за текущую неделю и его номинировать как Лучшее, на Ваш взгляд.
Так номинируются до 10 произведений всеми решеторянами.
В конце пятницы из всех номинаций создается Лонг-лист для голосования.
Ежели Вы не номинировали ничего, можете проголосовать за чей-то выбор, ежели Вы номинировали, можете передумать и проголосовать за другое произведение.
Голосование длится до полудня воскресенья.
Таким образом, большинство выбирает Лучшее недели, а из многих Лучших впоследствии определяется Лучшее сезона.
Желающий становится резонером, то бишь, рецензирует КАЖДУЮ номинацию либо ОТДЕЛЬНЫЕ номинации по его желанию.
Остальные сорешетчане, общаясь, могут тоже высказывать свои мнения
Я даю Вам ссылку и приглашаю.
Буду рада видеть.
Это наш самый активный по обмену мнениями клуб - если так это можно назвать
