Просыпаясь, он каждый раз рождался заново,
Говорил своей маме - "Ты не моя мама",
Но она не верила в это. Мало ли странного
Может быть в кучерявой головке её Адама?
И в такие моменты глаза его были чёрными,
Как обсидиан в глазницах мёртвого фараона,
И из них на волю рвались другие пространства и вороны,
А потом разлетались по городу во все стороны
И тогда мама плакала -
Это было страшнее, чем заживо быть погребённым.
В два он бегло читал. По ночам приходили кошмары.
Ему снилось, что он - пылинка в огромной Вселенной.
Это было ужасно, и он становился старым,
Сохраняя при этом способность отаваться обыкновенным.
И ещё. Автобус, старый, пыльный, за стёклами -
Полевые ромашки в кадках, высокие, как тополя.
Он считает вслух, и глаза становятся мокрыми,
Потому что на "десять" должна раствориться Земля.
Это снилось ему и в четыре с четвертью года,
Когда он был седой, как лунь и сжимал виски,
Чтобы знания не разрывали маленького урода,
Как пробел на экране - худое тело строки.
Перед смертью я видел его в больничной палате
Там куда-то бежали врачи и пытались спасти
Он лежал, а в глазах затаилась огромная просьба - Хватит!
Дайте просто уснуть, я прошёл все земные пути.
