решительно не для шорта
беременным, психически нестабильным и очень ранимым - НЕ ЧИТАТЬ!
заранее приношу свои извинения москвичам и гостям столицы
прозооборотка на Анти-Москва
http://www.reshetoria.ru/opublikovannoe/poeziya/index.php?id=41998
Деревенское вольное детство оставляет в душе дитяти след на всю оставшуюся жизнь.
Одна из историй этого детства вспомнилась и заставила себя записать после дискуссии в шорте.
Был в нашей глухой деревне пришлый старик - дед Захар, то ли цыган, то ли молдован, упёртый, одинокий, закрытый от людей и общей деревенской жизни. Имелось у него всего одно редкое уменье - он мастерски изгонял крыс, если в этом являлась необходимость.
Крысы в деревне - беда равная нашествию саранчи.
Они способны уничтожить массу живого, полезного, съедобного и запасенного, мгновенно опустошив тылы деревенского существования.
Да и просто гадкие они, пакостные и гадкие твари!
Мне случилось увидеть, как дед Захар воевал с крысами.
Начиналось все с выволакивания во двор тяжелого металлического банного бака. Бак ставился в дальний угол двора, в него кидался сочный кусок мяса и мастерилась примитивная ловушка из неширокой доски, веревки и еще какой-то металлической "приспособы". Ждали хвостатых врагов, которые появлялись довольно быстро, успев перед этим расплодиться и обнаглеть в достаточной для их поимки мере.
Когда крыс собиралось примерно с десяток, бак накрывали металлической сеткой и совершалось действо. Конечно, нас, ребятишек, нещадно гнали от этого нездорового бака, конечно, это было бессмысленно - деревенские дети вездесущи и практически неуловимы.
Мы наблюдали, да, было интересно.
Удивительно быстро происходила своеобразная социализация в импровизированной металлической тюрьме. Определялся вожак - наиболее сильный и наглый экземпляр точно увеличивался в размерах, распухал от самомнения и предчувствия скорой расправы с самым слабым и беззащитным.
Стая совершала нехитрый моральный выбор и примыкала к вожаку, отсекая обреченного маргинала на какую-то невидимую границу бака, загоняя в угол, в небытие, в неминуемую гибель.
Вожак группировался, делал резкий рывок, стая бросалась добивать и дожевывать. И - ничего после - ни косточки, ни крошки, ни шкурки.
Чистота и порядок!
Дальше все повторялось с новой жертвой. И так - до финала, когда сытый, растолстевший от халявы вожак добивал последнего. И оставался в баке один Крыс - Великий и Ужасный.
Дед Захар выгонял его из бака прутиком.
Крыс лениво волок себя в сторону амбаров и сараев, был он слегка опупевший, дурная кровь в нем бродила, что ли, или переполненный желудок тянул к земле.
Потом наступало смутное время, когда одуревший вожак нагуливал, видимо, голод и желание жрать своих.
И - начинало пищать, шуршать и шелестеть в амбарах и сараях, в стайках и под навесами.
Эпоха Великого Самоедства завершалась в итоге блаженной тишиной и абсолютным исчезновением крыс в отдельно взятой деревне.
Я потом спрашивала стариков - жестокой экзекуции, вернее, ее итога, хватало лет на пять.
Они не возвращались.
Почему и как передавали они друг другу инфу о гиблом месте, где свои жрали своих, не знаю и не очень понимаю.
Но метод деда Захара работал безотказно и результативно, это надо признать.
Поэтому, покидая столицу, я всегда напеваю нехитрую милую песенку - "доброй ночи, доброй вам ночи, дорогие мои москвичи..."
И вспоминаю деда Захара.
Сигареты маленькое пекло.
Тонкий дым разбился об окно.
Сумерки прокручивают бегло
Кроткое вечернее кино.
С улицы вливается в квартиру
Чистая голландская картина -
Воздух пресноводный и сырой,
Зимнее свеченье ниоткуда,
Конькобежцы накануне чуда
Заняты подробною игрой.
Кактусы величественно чахнут.
Время запираться и зевать.
Время чаепития и шахмат,
Кошек из окошек зазывать.
К ночи глуше, к ночи горше звуки -
Лифт гудит, парадное стучит.
Твердая горошина разлуки
В простынях незримая лежит.
Милая, мне больше длиться нечем.
Потому с надеждой, потому
Всем лицом печальным человечьим
В матовой подушке утону.
...Лунатическим током пронизан,
По холодным снастям проводов,
Громкой кровельной жести, карнизам
Выхожу на отчетливый зов.
Синий снег под ногами босыми.
От мороза в груди колотье.
Продвигаюсь на женское имя -
Наилучшее слово мое.
Узнаю сквозь прозрачные веки,
Узнаю тебя, с чем ни сравни.
Есть в долинах великие реки -
Ты проточным просторам сродни.
Огибая за кровлею кровлю,
Я тебя воссоздам из ночей
Вороною бездомною кровью -
От улыбки до лунок ногтей.
Тихо. Половицы воровато
Полоснула лунная фольга.
Вскорости янтарные квадраты
Рухнут на пятнистые снега.
Электричество включат - и снова
Сутолока, город впереди.
Чье-то недослышанное слово
Бродит, не проклюнется в груди.
Зеркало проточное померкло.
Тусклое бессмысленное зеркало,
Что, скажи, хоронишь от меня?
Съежилась ночная паутина.
Так на черной крышке пианино
Тает голубая пятерня.
1973
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
