– Домовенка Апия, десятой ступени Ордена Домовых без знаков отличия, смотритель хрущевки по адресу Москва, Нижневысотский тупик, дом 15, квартира 6, клянетесь ли Вы говорить правду и только правду?
– Клянусь на бороде Первопещерного Домового Гры!
– Заканчивайте фразу!!!
– … говорить правду и только правду.
Я в ужасе проснулся. Это громовой голос председателя суда – Домового Высшей ступени, Полного Кавалера Ордена Домовой Метлы, Кавалера Ордена Входного коврика с подвязкой и обладателя Ордена Очага с подвязкой и бантом, смотрителя Букингемского Дворца – почтенного Бархудара IV на меня так подействовал… Боже мой! Откуда я знаю все эти Ордена и звания? Почему Бархудар? И что за чушь я несу?
Я встал, подошел к холодильнику, открыл дверцу и долго изучал содержимое. Молока не было! Как, опять? Когда я его выпил? Может, я лунатик? Переключившись на переживание по этому поводу, я снова лег и, вопреки ожиданиям, сразу заснул.
– … за регулярное несанкционированное потребление молока подопечного приговариваетесь к частичному развоплощению до кошки сроком… на один год с отбыванием наказания по месту работы и без отрыва от работы. Таким образом, без отмены Способностей! Однако, в случае малейшей провинности Вас ждет развоплощение до человека, с полным лишением Силы и изъятием памяти о Великом Ордене Домовых!
Удар молотка, закрывающий заседание, снова выбросил меня из сна. На подоконнике сидел прелестный рыжий котенок и внимательно меня рассматривал.
– Апия?
Котенок мяукнул, спрыгнул с подоконника и пошел на кухню. Как у себя дома, однако…
II
– Домовенка Апия! За неоднократные злостные нарушения Кодекса Вы приговариваетесь к развоплощению до человека, с полным лишением Силы и изъятием памяти о Великом Ордене Домовых!
Я уже весь сжался, представляя громоподобный удар молотка правосудия, но Зал суда вдруг исчез, а котенок повернулся ко мне и явственно произнес:
- У тебя в прикроватной тумбочке лежит флешка. Прочти письмо!
«Надо не забыть про флешку, не забыть, не забыть», – пытался думать я во сне и заснул. Мне снился Бархудар IV с молотом Тора в руках. Он метнул его в котенка, тот взмяукнул и вжался в стенку, а я с диким воплем ринулся наперерез смертоносному снаряду, поймал молот и… проснулся.
III
Проснулся весь поту, с горечью во рту и первым делом побрел на кухню за водой. Что за черт? На полу из сухих шариков кошачьего корма было выложено слово: «Апия!». Тут я сразу вспомнил свой сон и понял, за какое правонарушение мою домовенку осудили во второй раз. Вот же настырная! Просто андерсеновская Русалочка! Кстати, котенка нигде не было. А флешка, действительно, в тумбочке была. Я готов был поклясться, что не клал ее туда. Впрочем, в чудеса я уже верил. Файл так и назывался – «Апия».
«Я – Ваш домовой, точнее, домовая, еще точнее, домовенка. А еще точнее – уже бывшая домовенка. По меркам домовых я еще очень мала. Мне всего... Вот, не хотела же говорить, точнее, писать. И не буду! Опять запуталась. Я уже месяц это письмо составляю. Больше не буду переписывать – будь, что будет. Надеюсь, ты… Вы поймете. Вы уже должны быть в курсе, за что меня наказали. Пришлось регулярно идти на мелкие нарушения, например, пить твое молоко (я его, действительно люблю – что есть, то есть). Прямой контакт между нами, когда я в естественном (домовом?) обличии невозможен – люди не умеют нас видеть, поэтому приходится идти на хитрость. В любом случае, если ты читаешь это письмо, то моя уловка сработала. Возможно, меня не сразу превратили в человека. Обычно первый «срок» условный – домашнее животное без лишения Силы. А подопечному, т.е. Вам, внушают, что этот питомец уже давно у него живет. Не знаю, как будет со мной. Пока я – Домовенка. Если Вы читаете это письмо, значит памяти меня уже лишили, а Вы-то знаете, что произошло, в отличии от меня сейчашней – я ведь стала тебе… Вам самое важное показывать во сне. И теперь все должно стать понятным. Кроме одного – зачем мне все это? Все очень просто. Просто… я не могу уже иначе. Я тебя люблю!»
Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.
Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями тёплая дымка плыла.
Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.
Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звёзд.
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.
Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.
Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочёта
Спешили на зов небывалых огней.
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого,
шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали
всё пришедшее после.
Все мысли веков,
все мечты, все миры,
Всё будущее галерей и музеев,
Все шалости фей,
все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек,
все цепи,
Всё великолепье цветной мишуры...
...Всё злей и свирепей
дул ветер из степи...
...Все яблоки, все золотые шары.
Часть пруда скрывали
верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнёзда грачей
и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды
ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
От шарканья по снегу
сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной
снежной гряды
Всё время незримо
входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.
По той же дороге,
чрез эту же местность
Шло несколько ангелов
в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность
Но шаг оставлял отпечаток стопы.
У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
– А кто вы такие? – спросила Мария.
– Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести вам обоим хвалы.
– Всем вместе нельзя.
Подождите у входа.
Средь серой, как пепел,
предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.
Светало. Рассвет,
как пылинки золы,
Последние звёзды
сметал с небосвода.
И только волхвов
из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.
Он спал, весь сияющий,
в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.
Стояли в тени,
словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потёмках,
немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на деву,
Как гостья,
смотрела звезда Рождества.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
