Императрица, ненаглядная моя,
Сегодня я проснулся,
Хотел больше не думать о Вас.
Настроиться на эту волну.
Но сегодня в нашей поликлинике была медкомиссия,
Проходили врачей, сдавали кровь.
Как на меня нахлынули воспоминания,
Как будто вчера все было.
К сожалению на приеме у терапевта,
Не смог сдержать в себе мои чувства.
Признался, проболтался Вашим коллегам что люблю Вас.
Так получилось.
Слишком много было выписок из больницы,
И я проболтался.
Теперь и в нашей поликлиники врачи знают что я Вас люблю.
Я думал все это время,
Почему я Вас полюбил.
Вы очень красивая женщина,
Но не за это, я Вас люблю,
Там много было очень красивых женщин в больнице.
Встречались просто модели.
Возможно за то, что у Вас такие необыкновенные, обжигающие глаза,
Заглядывающий прямо в душу.
Нет наверно не за это.
Я полюбил Вас.
Скорее я полюбил Вас тогда, когда узнал Вас немного поближе.
За то что Вы такая яркая,
Такая живая,
Безумно женственная,
Очень складная,
Покладистая такая,
Немножко застенчивая,
И очень желанная.
Да я так жил без женщин много лет,
И как то не сильно они нужны были мне.
Не хотел я ничего.
Но произошла насмешка судьбы в моей жизни какая то.
Я встретил Вас такую необыкновенную женщину.
Тем летом скажем в августе, если бы мне кто нибудь сказал,
Что я буду любить женщину,
И не смогу ее забыть,
Ни за что бы не поверил этому человеку.
Я постоянно задаю себе один и тот же вопрос,
Зачем мне все это?
Именно сейчас?
Я понимаю, если бы это произошло в моей жизни намного раньше,
А сейчас когда мне 47, я прожил немало уже, и тут любовь.
Такая неожиданная любовь, такое сильное чувство,
В которое я и сам уже не верю, или верю, не понимаю.
Как это случилось?
И что мне делать сейчас?
Я ни за что не поверю,
Что Вы меня не любите.
Не хочу в это верить,
Ни за что.
Пытаюсь взять себя в руки,
Но невозможно это сделать.
Я не мог так ошибиться в Вас,
Императрица, ненаглядная моя.
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
