Чьи- то крики на этаже оторвали Савву от размышлений. Коридор наполнялся шарканьем, обрывками разговоров и всем тем, что составляет обычные будни. Время пить чай - кажется это где-то уже было…
Разбитые тапки привычно приняли ноги и понесли по коридору. Дядя Саша с Витькой квартировали в двух палатах от него. На древней тумбочке уже стояла литровая банка с заваренным чифиром, дядя Саша рылся в тумбочке, на соседней шконке материализовался Витек.
-Сав, а у нас готово уже! - с юношеской непосредственностью заявил он.
-Ага, у вас…От вас пока дождешься - проще самому все сделать - проворчал дядя Саня, скорее для порядка, нежели для укора. Он являлся негласным лидером их маленькой компании. Мужиком был тертым и видавшим виды. Под шестьдесят, но не согнутый бременем лет. Ломаный нос и чуть рваная губа не портили лицо, а голубые глаза наполняли его каким-то внутренним светом. Была в нем кряжистость и уверенность присущая типичным русским мужикам, что и поработать, и гульнуть на славу, а при надобности - помереть степенно и с достоинством.
Витек, с момента появления дяди Саши, обрел своего кумира и можно было сказать, записался в ординарцы. Был он двадцати лет от роду, тощ и нескладен как фонарный столб. Имея не самых лучших родителей, много времени проводил в кампании таких же балбесов на улице. Родительская забота проявлялась в моменты протрезвления, а потому была нечастой. Карие глаза, большие и выразительные, жадно поглощали окружающий мир.
Угловатые, подростковые черты фигуры, диссонирующие с его ростом, делали его немного забавным. Напитанный искренней, щенячьей радостью он щедро изливал ее на окружающих.
-Сав, Макса позвал? - спросил дядя Саша.
-Нет, сам придет - ответил Савва - Санек уже в курилке наверняка. Пошли?!
Витек, получив одобрительный кивок дяди Саши, подхватил банку в рукава пижамы, чтобы не обжечь пальцы. Маленькая процессия двинулась в путь.
Дойдя до знакомой двери, Савва открыл, придерживая ее и пропуская Витька, а следом и дядю Сашу. Зашел последним.
Санек уже был здесь и сидя на лавке, стоящей напротив очек, курил. Банку Витек поставил рядом с ним, с другой стороны сел дядя Саша.
-Максон скоро будет - обронил Санек.
- Ну, мы вроде и не торопимся - дядя Саня тоже достал сигарету – что мужики, у кого сколько?
-У меня штук сорок - сказал Савва.
- Примерно так же - выпуская дым протянул Санек, закашлялся, сплюнул в сторону журчащего потока.
Витек рассматривая небо за окном сказал:
-Штук двадцать, но может насобираю еще.
-Нормально, плюс у Макса «тяжелые» будут. Шамиль должен завтра-послезавтра объявиться, так что неплохо - подытожил дядя Саня.
Это был нехитрый местный бизнес. Собирали таблетки и меняли Шамилю на необходимое -сигареты, чай, конфеты, кофе, траву. Шамиль пациент и барыга в одном лице. Перемещался спокойно из отделения в отделение и нигде подолгу не задерживался. Имел тесные и мутные связи с больничной администрацией. В общем фигура весьма темная, но крайне необходимая в их маленькой цивилизации.
Распахнулась дверь. Макс вошел, кивнув всем.
Выделяла Макса некая звериная сущность, что до сих пор, пусть нечасто, но можно встретить в людях. Среднего роста, с чертами лица, будто рубленными топором, резкими и угловатыми, он излучал какую-то нутряную мощь, редко теперь встречаемую в людях. Глубоко посаженные темные глаза казались провалами заброшенных колодцев. Короткая стрижка открывала складки на затылке, будто у шарпея. Большую часть времени Макс молчал, был нелюдим и легко впадал в неуправляемую ярость. То ли в силу характера, то ли из-за слишком длительного пребывания здесь. Что пациенты, что санитары давно взяли себе за правило обходить его стороной. К их маленькой компании он прибился сам. Точнее, благодаря Савве. На пятый или шестой день своего появления здесь, Савва сидел в творческий час (был и такой) и читал. Макс сел рядом и посмотрел на Савву, ожидая, что тот встанет и уйдет. Савва же, оторвавшись от чтения, посмотрел на Макса и спросил:
-Тебе нравится Овидий?
И продолжил читать, но уже вслух. С тех пор, Макс стал молчаливым членом их компании.
Он полюбил проводить время, слушая как Савва читает. В такие моменты сглаживались углы на его лице, неуловимо легкий отблеск подобно первым рассветным лучам разгонял сумрак.
Подойдя к дяде Сане, Макс сунул руку в карман пижамы, достал содержимое и высыпал ему в раскрытую ладонь. Семь маленьких красных дисков, семь дней забытья для кого-то за забором или в соседнем отделении.
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
