Следующей ночью Андрей Мастер вновь углублялся в свои воспоминания, он кого-то ждал.
В своих воспоминаниях он вернулся на несколько лет назад в прошлое, в те времена когда повстречал одну девушку, которая ему очень нравилась.
Красавицу звали Верой. Он познакомился с ней когда работал на комбинате.
На комбинате где он работал располагалась столовая, в которой работала поваром Верочка. Она ему очень приглянулась, с самого первого дня.
Ее пышная и аппетитная фигура сводила писателя-графомана с ума, особенно грудь Верочки.
В форме повара Верочка была необычайно сексуальной, когда обслуживала на раздаче обедов.
В эти январские темные ночи Мастер как никогда скучал по ней, и желал Веру.
Ее длинные волосы и коса не давали ему покоя, она всегда выглядела сногсшибательно.
Такими своими формами Вера будоражила сознание поэта, и он жалел что прервал с нею отношения.
Вера иногда приходила к нему в гости. Этой поздней ночью она пришла к нему вновь.
Она была как никогда прекрасна и даже очаровательна. Вся такая элегантная, накрашенная, в белой мини-юбке и белой кофточке.
Она дурманила своими духами, и выглядела очень сексуально.
Вера вошла в комнату и спросила:
-Андрей, почему ты так смотришь на меня?
Мастер находился в полном шоке:
-Да, нет, нет Вера, все хорошо, просто не ожидал увидеть тебя этой ночью.
Вера продолжила:
-Ну что я нравлюсь тебе такая?
Мастер по прежнему не понимая ничего:
-Очень нравишься.
Вера сейчас была так хороша словно ангел спустившийся к нему с небес.
Она разделась, разбросав свои кофту, юбку, колготки и белье по всей комнате. Своими трусиками она помахала над головой и кинула их в Андрея. Вера предстала перед ним во всей красе.
Мастер поцеловал любимую, и взял ее за попу.
Верочка стала такой покорной девушкой и сама раздвинула ноги:
-Ну же Андрей, я твоя, давай возьми меня.
Мастер стал целовать Веру всю с головы до ног.
Лаская дорогую он вошел в нее, и принялся любить.
Верочка еще ни с кем не была, и еще не знала мужских прикосновений и ласк. Она просто изнемогала в порыве страсти:
-Да, да, я твоя, люби меня, еще, еще, милый, еще.
Мастер старался вводя ей все быстрее и быстрее.
Он продолжал ласкать ее юное тело девственницы, особенно ее груди и соски.
Вера и Андрей занимались любовью как безумные, давно не испытывая такой радости от секса.
Верочка всю ночь провела в его постели, но под самое утро Андрею показалось, что все это не что иное, чем просто сон.
Он прекрасно знал, что Вера никак не могла к нему прийти. Что она уже давно находится в мире ином. Но этой ночью все казалось реальнее и живее.
Мастер осознал и понял, что это уже не повторится с ним никогда.
Говори. Что ты хочешь сказать? Не о том ли, как шла
Городскою рекою баржа по закатному следу,
Как две трети июня, до двадцать второго числа,
Встав на цыпочки, лето старательно тянется к свету,
Как дыхание липы сквозит в духоте площадей,
Как со всех четырех сторон света гремело в июле?
А что речи нужна позарез подоплека идей
И нешуточный повод - так это тебя обманули.
II
Слышишь: гнилью арбузной пахнул овощной магазин,
За углом в подворотне грохочет порожняя тара,
Ветерок из предместий донес перекличку дрезин,
И архивной листвою покрылся асфальт тротуара.
Урони кубик Рубика наземь, не стоит труда,
Все расчеты насмарку, поешь на дожде винограда,
Сидя в тихом дворе, и воочью увидишь тогда,
Что приходит на память в горах и расщелинах ада.
III
И иди, куда шел. Но, как в бытность твою по ночам,
И особенно в дождь, будет голою веткой упрямо,
Осязая оконные стекла, программный анчар
Трогать раму, что мыла в согласии с азбукой мама.
И хоть уровень школьных познаний моих невысок,
Вижу как наяву: сверху вниз сквозь отверстие в колбе
С приснопамятным шелестом сыпался мелкий песок.
Немудрящий прибор, но какое раздолье для скорби!
IV
Об пол злостью, как тростью, ударь, шельмовства не тая,
Испитой шарлатан с неизменною шаткой треногой,
Чтоб прозрачная призрачная распустилась струя
И озоном запахло под жэковской кровлей убогой.
Локтевым электричеством мебель ужалит - и вновь
Говори, как под пыткой, вне школы и без манифеста,
Раз тебе, недобитку, внушают такую любовь
Это гиблое время и Богом забытое место.
V
В это время вдовец Айзенштадт, сорока семи лет,
Колобродит по кухне и негде достать пипольфена.
Есть ли смысл веселиться, приятель, я думаю, нет,
Даже если он в траурных черных трусах до колена.
В этом месте, веселье которого есть питие,
За порожнею тарой видавшие виды ребята
За Серегу Есенина или Андрюху Шенье
По традиции пропили очередную зарплату.
VI
После смерти я выйду за город, который люблю,
И, подняв к небу морду, рога запрокинув на плечи,
Одержимый печалью, в осенний простор протрублю
То, на что не хватило мне слов человеческой речи.
Как баржа уплывала за поздним закатным лучом,
Как скворчало железное время на левом запястье,
Как заветную дверь отпирали английским ключом...
Говори. Ничего не поделаешь с этой напастью.
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
