После появления первых морщинок приходит понимание, что ты все же смертен. Оно неприятно (как-то кисло) пахнет и очень быстро меняет твое восприятие мира, уже навсегда. Вроде бы ты все знал. Все сущее рождается, живет и умирает. Да, только в процессе, который мы обозначили словом «живет», есть две фазы – период расцвета, развития и период старения и увядания. Вот как раз с началом второй фазы и приходит сие банальнейшее откровение. Ты тоже смертен. А раньше… раньше всегда есть шанс, что ты другой, какой-то особенный. Во всяком случае, пока нет ни одного признака, что ты будешь когда-либо стареть, и ты не хочешь даже думать, что у любой молодости так, не говоря уже о детстве. Тебе все равно не до конца страшно – в детстве тоже бабайками пугали. Это ж так не скоро. Но будет. Но не скоро. Но… нескоро-нескоро-нескоро и хватит об этом!
Житие. Нытье
Идет время. Ползет, летит, квантуется и льется. И когда эти признаки появляются и укореняются… Как, какие? Ты, вообще, меня слушаешь? Признаки ста-ре-ни-я! Фух. Так вот, когда седина и морщинки становятся очевидными, когда начинают болеть суставы и периодически ты четко ощущаешь, где у тебя сердце, печень или другой орган, потому что он болит, когда тебя находят стандартные процессы старения, как-то: ухудшение зрения, остеохондрозы и ревматизмы (довольно? ладно и так предостаточно), ты понимаешь, что ты идешь тем же путем, что и другие, и конец пути настолько очевиден, насколько нелеп был раньше. Ты - смертен. Чего? Да ладно! Причём тут медкарта? Дайте поныть-то! Кризис среднего возраста может и в пятьдесят с лишним наступить! Чего мне в себе держать? Короче, не хочешь – не слушай. А хочешь, так и я могу тебя выслушать – горе-то единое!
Когда? Нытье.
Ты можешь быстро свыкнуться с этой мыслью, а можешь пыжится и протестовать. Это не имеет значения. Никакого. Ты свыкаешься. Далее ты живешь с этим уже не тайным знанием. Периодически баюкая и жалея себя, иногда в отчаянии срываясь на близких в горькой жалости об упущенном, недоделанном, недожитом. С виду ты еще ого-го. Но на корточки присесть не можешь, потому как болит колено, пробежать несколько шагов до остановки тебе мешает пузо, читать тебе нужно в одних очках, а ходить в других, ты уже познакомился с парой-тройкой хронических недугов и обладаешь набором лекарств, которые должен принимать постоянно – т.е. всю оставшуюся жизнь. С последним очень тяжело смириться, эта какая-то важная веха в старении – «лекарства навсегда». В общем, все, как в том анекдоте – если вам за сорок, вы проснулись и у вас ничего не болит, то вы умерли. Я бы поменял возраст на пятьдесят пять (все же не все так плохо). Жизнь начала давать какие-то трещинки и, как это ни банально звучит, ее качество стало существенно хуже. Меня об этом предупреждали, но с какого перепуга я должен был верить? Какого черта, вообще, верить в неприятное? Именно в это время и приходит вопрос – когда? Да, всем спасибо, я понял, что умру. Да-да, неизбежно, обязательно, всенепременно. Спа-а-асибо! У меня другой вопрос! Теперь поясните, когда?
Отсрочка. Нытье
Тебе пятьдесят, пусть пятьдесят пять, пусть шестьдесят. Перфекционизмом уже и не пахнет – тут болит, там болит, это нельзя, то нельзя, а вот это попробуй – сам увидишь, чем кончится. Ты, вроде, не много ешь, но полнеешь. В принципе, особо развратным-то и не был никогда (вот дурак! – теперь понимаешь), но отпечатки гедонизма на лбу и сибаритства на прочих частях тела очевидны и уже нескрываемы. «По ходу» можно.. хм… «забить» на зал и ненавистные железки? Можно расслабиться, махнуть рукой, и, хотя бы сейчас начать получать удовольствие… последние удовольствия… Фу ты, черт! Самое страшное – уходят однолетки. Не потоком, но тоненькая струйка уже открылась – песок колбочке часов шуршит, струясь, и ты уже явственно слышишь его сухой неприятный шепот. С другой стороны, в нашем социуме уже нормальное явление – почти полноценная жизнь до восьмидесяти, девяноста лет. А до этого возраста еще целая половина того, что ты уже прожил! Это ж много! Это ж очень много! И мне так нужно! Дайте мне этот кусок жизни! Да посвежее чтоб был! Надо что-то менять, надо менять. Часто приходит запоздалое увлечение ЗОЖ (одновременно с недоумением – как на такое идут тридцатилетки?). Ну уж, курить, точно, можно бросить! Пить поменьше. Ну и спорт. Точнее, спорт тебе уже нельзя, если по-хорошему – физкультура, зарядка, ЛФК. Самое страшное испытание – это диеты. И вот поживешь так немного, поживешь и думаешь, а на фига тебе, чувак, вообще, до ста лет жить? Вот так жить? Может, сигару? После стейка кровавого с картошечкой фри… Бургундское или коньяк – вот вопрос под настроение. А потом снова что-то нехорошее происходит – с тобой или в мире вокруг, и снова то ли змеей шипит в голове, то ли песком часовым шуршит – ЗОЖ, ЗОЖ-Ж-Ж, ЗОЖ-Ж-Ж-Ж.
Что дальше?
А что дальше? Да понятия не имею – меня еще там не было. Думаю, снова возникает вопрос о смысле жизни. Обязательно задумываешься о реинкарнации. Ведь перерождение — это не смерть. Ну, побуду чуток лягушкой, а потом, глядишь, снова человечком стану… А зачем, зачем все было? Ну… Может, я должен был стать лучше, умнее, может быть, даже стал. Если я задание выполнил – меня ждет какая-то «плюшка», которую я, возможно, даже осознать не могу на этом уровне бытия. А не стал лучше, не выполнил задание – так снова пошлют учиться – тоже не плохо. Удобная вера. Только в нее не верится. А верится порою в Бога. Не от чистого сердца, не от любви праведной, а в поисках защиты – чего тут лукавить? Но он и такое принимает. Главное – суметь стать искренним в вере своей и помереть не в отчаянье, а в момент веры. Наверное, есть еще способы «голову в песок засунуть», но, думаю, что самое благое – это понять, принять и смириться. Стать, наконец, мудрее и добрее. И по возможности дарить, отдавать вовне частички любви, знаний, тепла. Это непросто. А главное, надо иметь, что давать. Да и кому… Любому передатчику нужен приемник! Это закон. Вот, например, мои немалые знания и опыт молодым не нужны, как это ни печально сознавать. Ты предвидишь их ошибки, предупреждаешь, на тебя смотрят, как на болвана – окстись, уже говорил. Но ты говоришь снова, потому что видишь – не дошло. Пытаешься подать в другой форме, с другой стороны. Тут не тебя машут рукой мысленно – совсем мол, плох стал – по сто раз одно и то же… Мысли эти легко читаются, поэтому теперь главное, вовремя заткнуться, а когда произойдет то, о чем предупреждал и объяснял, как этого всего избежать, не сорваться и не заорать с высоты своего попранного опыта: «Идиоты, я ж столько раз предупреждал!». Лучше, вообще, не попадаться на глаза в такой момент, ибо станешь напоминанием об их глупости, а кому это нравится? Впрочем, этот исход меня тоже устроил бы – значит все же дошло. Поздно, но дошло. Но, в основном, не доходит. Да… Я тут две ошибки совершил, которые не буду исправлять. С одной стороны – все эти рассуждения про передачу знаний и опыта, наверное, должны идти пунктом выше, а с другой – разворчался я тут, действительно, как старик. Не знаю я, что дальше. Хорошо бы не маразм с деменцией. И хорошо бы уйти пока сам себя в состоянии обслужить, ибо второй раз детство – это уже слишком. Я ведь не про Бенджамина Баттона? Вот, видите, даже вы настолько молоды, что не слышали про этот фильм. А, вроде, совсем недавно премьера была.
Как давно я топчу, видно по каблуку.
Паутинку тоже пальцем не снять с чела.
То и приятно в громком кукареку,
что звучит как вчера.
Но и черной мысли толком не закрепить,
как на лоб упавшую косо прядь.
И уже ничего не сниться, чтоб меньше быть,
реже сбываться, не засорять
времени. Нищий квартал в окне
глаз мозолит, чтоб, в свой черед,
в лицо запомнить жильца, а не
как тот считает, наоборот.
И по комнате точно шаман кружа,
я наматываю, как клубок,
на себя пустоту ее, чтоб душа
знала что-то, что знает Бог.
<1980 - 1987>
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
