Вспомнилась вот река Оскол. Сейчас там снаряды рвутся и беспилотники с неба добычу выглядывают, а тогда…
Солнце в зените и борт о борт на водной глади две лодки. Одна надувная с подвесным мотором лоснится дорогой новизной, другая древней не бывает, дощатая плоскодонка.
В резиновой красавице подросток, это я, и персональный пенсионер из славного города Луганска. В деревянном челноке поджарый мужик по одежде из местных и давно не мальчик.
- Как рыбалка? – с нейтральной вежливостью любопытствует незнакомый доселе абориген.
- На уху хватает, - с двусмысленной ухмылочкой ответствует пожилой мой напарник.
Тут туземцу как вожжа под хвост.
- Хватает, говоришь, - передразнивает он глумливо и прищуривается, вроде как прицел норовит вернее наладить. – Тебе сколько лет?
- Шестьдесят три, - враз смешавшись, мямлит, чувствуя подвох, Иваныч.
- А мне шестьдесят семь, - роняет веско сельский дедок и для острастки тычет пальцем в небо. - Поболе твоего видал, - а затем одним махом устраивает Иванычу громогласную выволочку, что к чему в которой я понять и сегодня не в силах.
Помню только, местный старик Иванычу тыкает, а тот к нему с почтительным вы и заискивающей дрожью в голосе.
Случилось это… Словом, быльем поросло. Теперь гадаю, что это было: старческий выпендреж или уменье, отшлифованное возрастом, с малознакомыми людьми гоголем держаться. Видно, знал автохтон деревенский некий секрет. Для меня же шарада та по сей день тайна за семью печатями.
Тот курьез на реке на ум пришел через нового соседа по лестничной клетки. За сорок ему, но хоть куда внешне он: и высок, и статен.
Подсел как-то раз ко мне в скверике в центре двора и завел волыну про то, сколько всякой дряни развелось ноне средь народа. Честному человеку, мол, нигде ходу нет, да еще и прибавил глубокомысленно:
- Все от того, что люди о себе только и думают.
Я возьми и ухмыльнись:
- Еще Швейк говорил, кабы люди заботились о других, они бы намного скорее передрались.
Он насупился враз и отрезал:
- Дурак этот твой Швейк. Ворюга, небось, проб ставить негде.
Засим встал и ушел не оборачиваясь.
А через день-два идем навстречу друг другу. Он в меня вперил взгляд с прищуром. Я ему:
- Добрый день.
Он сквозь зубы:
- Здраст, - и не кивнул даже.
Так и пошло. Вот и сегодня…
Эк, умеет кое-кто величавость на себя нагнать.
Чтоб сказать, переживал сильно… Нет, но обидно, потому и строчу эти строки, чтобы спокой в душу вернулся и благоразумная мысль пришла в голову: «И чего такой ерундой заморачиваться».
Третьи сутки дождь идет,
Ковыряет серый лед
И вороне на березе
Моет клюв и перья мнет
(Дождь пройдет).
Недаром к прозе
(Все проходит)
сердце льнет,
К бедной прозе на березе,
На реке и за рекой
(Чуть не плача),
к бедной прозе
На бумаге под рукой.
1966
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
