Всё началось с того, что я увидела в винном отделе синюю бутылку. С вином разумеется. Покупать спиртное из-за того что понравилась бутылка конечно не стала. Времена были суетные, суматошные, после голодной нищей перестройки хлынули в страну разные разности из еды, и спиртного, и вещей всяких.
Тогда и стали притягивать меня как магнитом винные отделы. Уж очень неожиданными, никогда раньше таких не было, стали бутылки. И в форме виолончели, и фигурки девушек, и туфельки женские, и сабли, а футляр у них ножнами сделан, да чего только не увидишь!
Дошло до смешного, продавщица одного из часто мной посещаемого продуктового магазина, заметила, что я подолгу стою у витрин винного отдела, подошла и говорит мне
- Ну, покупайте у нас что-нибудь, вижу ведь что вы любительница.
Видимо она подумала, что я любительница спиртных напитков.
Сильно смутившись, я затрясла головой
- Нет! Нет. Я спиртное не люблю совсем, если что в праздник немножечко, чуточку. Просто так нравятся ваши бутылочки, вот и захожу в отдел полюбоваться...
Ну и от смущения, что меня приняли за алкашку, и от того, что пришлось рассказать чужому человеку про смешную свою страсть бутылки красивые разглядывать, смутилась ещё сильнее, и под недоверчивым взглядом продавщицы ушла, нелепо, скособочившись, как бы и незаметнее стать пытаясь. Неловко же, признаваться чужому человеку в смешной такой слабости. Подумаешь, бутылочки красивые...
Но желание стать обладателем хоть одной такой бутылочки никуда не делось. А особенно мне нравились тогда даже не фигурные бутылки, которые я с большим удовольствием разглядывала, а бутылки цветного стекла. Как же хороши были кобальтовые, вишнёвые, сиреневые, цвета сочного осеннего янтаря...
Но конечно я понимала, что это просто нелепо, смешно - покупать бутылку не из-за её отменного содержимого, ещё и не нужного мне совсем, а из-за цвета посуды.
Даже засыпая я вздыхала иногда, вспоминая прозрачный кобальт, светящийся янтарь, рубин, похожий по цвету на зёрна спелого граната ...
Но кто хочет, тот всегда найдёт. Так природа устроена.
Проходила я как-то мимо бабушек, тёток пожилых, дедков серых как одеждой, так и цветом растительности на голове и щеках, торгующих всяким хламом, кто из колясок старых пыльных, бывших детских. Кто на ящиках из реечек товары раскладывал, а кто и просто в руках держал, и у ног своих расставлял на картонках. (В те времена много таких точек было. Чуть дорога полюднее, так обязательно там стоят, старьём торгуют.)
И вижу вдруг, у бабушки одной - бутылки, и как по заказу - кобальтовая стоит. Сияет, неземным счастливым светом светится. Купила конечно. Счастья...
Другие-то попроще у неё были, прозрачные, у какой крышка симпатичная, у другой необычная форма. Но я тогда только кобальтовую взяла.
Домой пришла, первым делом промыла покупку хорошенько, протёрла насухо, и на подоконник, любоваться...
День светлый был, солнечный, и засияла моя бутылочка замечательно, тихо так, надёжно, просто счастьем каким-то...
Не знаю, может она мне детство напомнила, когда заболеешь, нанырявшись в море, и мама сидит с тобой в тёмной комнате на кровати, и держит, к уху твоему приставленную, синюю лампу? И потихонечку ухо перестаёт дёргать болью, и уже не так страшно, незаметно и заснёшь в этой исцеляющей синеве. Может и так...
После этого я стала мимо торговцев старостями всякими очень внимательно пробегать, обязательно посмотрю что у кого есть.
Как-то не удалось купить рубинового, вишнёвого просто стекла бутылку. Не было денег с собой, а на следующий день склянку эту уже не выставили. Купил видимо кто-то. Такой же чудик как я.
Коллекция у меня замечательная собралась. Как окна с подоконниками поменяла на новые, так теперь стоят мои бутылочки, светятся, и глаз радуют. И синяя. И розовая. И голубая. И янтарная.
А вот рубиновой до сих пор нет. Ну, ничего, когда-нибудь да и найду.
Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул -
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтобы я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нитьбудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег -
Просто так, за любовь! - улыбнувшихся мне...
...Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.