- Твоя жена – умничка!
- А ну, повтори!?
- Старик, ты – гений!
- Повтори, кто моя жена!?
- Жена гения.
ОН НАЗЫВАЕТ МЕНЯ КУРИЦЕЙ...
"Летает курица по небу,
И небо будто расцветает,
Когда по облачному снегу
Божественно она летает.
Летает с ангелами рядом,
Противореча быту бунтом,
Мадонна, девочка, наяда,
Хотя и курица как будто..."
Это он обо мне.
НАБЛЮДЕНИЕ
Если три поэта собрались в подворотне и пьют,
то это уже не подворотня, а ЦДЛ.
РАЗДРАЖЕНИЕ
Стихи текут легко, как слюни…
ФАМИЛИИ
- Мам, меня в школе «бельмом» дразнят!
- Возьми телефонный справочник, глянь!
- Мам, здесь даже «Лохов» есть, а вот «Убей-конь»!
- Между прочим, Пушкина тоже дразнили Чушкиным, а Льва Толстого в офицерском корпусе называли Тощим Тигром…
ДЕТИ ПОЭТОВ
Уходят мамы в поэзию,
в любовницы, в монастырь.
Залечивают им порезы
Объятия да посты.
А папы, они как водится,
Издаются и переводятся,
Перевелись совсем!
Остались только фамилии,
Как французские лилии
У чад, обделенных всем.
ЗИМА В ПРИТОМЬЕ
Сидим с Тамарой на областном поэтическом семинаре.
За окнами – зима. Стихи, что обсуждаются, нам давно знакомы.
Мы глазеем на присутствующих, замечаем трёх солидных людей в добротных сибирских пимах.
- Слушай, ты знаешь этих трёх мужиков?
- Один, вроде, поэт из Новокузнецка по фамилии Ренье…
- Ни фига себе! А те?
- Хм! Ну, наверное, Дюма и Гюго.
ПРОСТО ЗИМА
Страшные морозы. Мы закутаны неимоверно. Звонит Тамара:
- Галя, ты в «трике»?
Это у её матери пятилетний крестник был и ему купили новую трикушку, звонит он и гордо говорит:
-Лёля, я в трике!
Теперь это наш пароль.
- Тома, я в «трике»!
И только после этого начинаем разговаривать.
ТАМАРА
«… И опять чего-то ждём
После ночи длинной:
Я – всё рыцаря с ружьём,
А ты чего, Галина?
*
Тамары не стало в июле 2008 года.
МИЛАЯ СТАРУШКА-РЕБЁНОК НОВЕЛЛА МАТВЕЕВА
Когда потеряют значенье
Слова и предметы,
На землю для их обновленья
Приходят поэты».
СЧИТАЮЩИЙ СЕБЯ ПОЭТОМ ВЛАДИМИР ШУМИЛОВ
«Четыре ножки у стола,
Четыре ножки у стула,
Ноги четыре у собаки.
А жизнь одна.
И то не враки!»
КОМЕНАКУ
КОторый МЕня НАзывает КУрицей
КОСМОС
Коменаку кричит,что он пишет исключительно о космосе,
остальное ему не интересно.
А я ему говорю:
- О космосе есть одно стихотворение,
зачем ещё, всё равно получится хуже.
Он, с издёвкой:- Ты имеешь ввиду «И на Марсе будут яблони цвести»?!
- Нет, «Среди миров» Иннокентия Анненского...
НАБЛЮДЕНИЯ ВО ВРЕМЯ ФЕСТИВАЛЯ ПОЭЗИИ
В гостинице:
Утративший невинность гость из Харькова посапывает на груди гостьи из Саратова…
В кулуарах:
- На меня надвигается яркая личность!
-Мы посвятили торжество тому, как можем мы другим уподобляться!
- Вся я напрочь вышла вон, как сдобный дух через оконце!
- Видела сон: еду в поезде, напротив сидят две дамы из литературных кругов.
- Ты слышала про поэтессу (называет своё имя)?
- Нет.
-Дура-дурой!
- Бананьев у них нэма!( о гонорарах )
-Плагиат люблю, но в подлиннике!
-«Плохопись». «Графоманистый виршеплёт».
- Ну, старуха, ты не поэтесса, ты – поэт!
-Старик, старик, осторожно – стул без спинки! Сонный голос: «А спинка без минтая!»
-Талант, он и в Африке талант!
- Ребята, как здорово сидим, родные все, ни одной паршивой овцы!..
- Братцы, хорошо поёте, я даже со стула встать не могу!
- Хорошо, что у нас дети есть. Жили не зря.
- В издательстве говорят: «Достань бумагу – издадим.» Достал. А они: «Вот за свой счёт – пожалуйста, мы бы мигом!» Мужики, - говорю, - я сам хотел маленько на книжке заработать» «Тогда иди».
- Не могу терпеть, не говорите «Коля Рубцов», «Серёга Есенин», паниблядство какое-то!
- Прекрати портить девочек …своими рецензиями!
- Как думаешь, с точки зрения женщины, меня можно полюбить? – Не знаю, для меня ты бесполый, ты - поэт!
РАЗОЗЛИЛАСЬ
Сидишь среди поэтов, слушаешь и диву даешься:
Этот шпарит из Ницше, тот глотку рвёт, цитирует Библию, третий рассказывает, как Сальвадор Дали свои какашки рассматривал, четвёртый заядлый тантрист, пятый Басё знает. А на самом деле кажый второй полубомж, полупобирушка. Это у их брата называется « я на вольных хлебах».
Ни одного озаренного чистого лица. Все чьи-то адепты. Стесняются, что ли, быть самими собой? Или у самих внутри труха? Написали по десятку стихотворений хороших, а норовят встать рядом с Пушкиным.
Пьют, бравируют этим, дескать, Есенин, Рубцов, Высоцкий были пьяницами…
Ненавидят друг друга, завидуют, льстят, вместо того, чтобы поддерживать, говорить правду, обожать. Вечное соперничество.
А внешний вид!.. мешки с г…, вечно помятые. Одежда в пятнах, физиономии красные, зубы нечищеные, волосы сплошь в «вороньих гнездах» и – перегар!
А уж трепачи, вруны!..
НАЧАЛО МОЕГО ПАДЕНИЯ (В ПОЭЗИЮ)
В шестнадцать лет я пришла в городскую газету на занятие литературной группы, объявление-приглашение прочитала в той же газете. Мне представлялся большой стол с зелёной скатертью, за этим столом сидят чинные поэты и писатели, каждое их слово - это уже классика. Оказалось всё не так.
Обычная редакционная комната, тесная, загромождённая. На стульях в разных углах сидят в верхней одежде две бабульки, дед, похожий на Кису из гайдаевских «Двенадцати стульев», проще говоря, на актёра Сергея Филиппова, сотрудница редакции, странный человек лет тридцати в тельняшке, мелко стучащий ребром ладони по столу и я.
- А где опять Петя? – спрашивает работница редакции у кого-то по телефону. Потом обращаясь к нам: -Уже идёт по коридору.
Распахивается дверь, в комнату вваливается личность лет сорока, светловолосая, опухшая от чрезмерных возлияний, в распахнутом пальто, с портфелем. Это руководитель лигруппы, выпускник заочного отделения Литературного института им. Горького. Впоследствии не было ни одного занятия, где не повторялось бы одно и то же. Сначала - работа. Обсуждали рукописи, по одному стихотворению даже не рассматривалось, разве что в перерыве, в частном порядке. После руководитель вспоминал свою учёбу в институте вместе с «Колей». Эпизоды были разные, но все про пьянку и обязательно цитировалось четверостишие:
Стукнул по карману – не звенит,
Стукнул по другому – не слыхать,
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать!
В заключение занятия он говорил, « а теперь - по рублю!» и вынимал из кармана рубль. К этому рублю выбрасывались ещё рубли, трёшки и даже пятерки. Петя сам отправлялся в магазин и приносил всё, что надо. Ходили слухи, что редакционные ребята, как-то схохмили и пометили Петин рубль, когда он выбросил его на затравку. В следующий раз он выбросил этот же рубль. Такая хитроумная система позволяла Пете всегда быть сытым и пьяным.
Так я проходила в группу года полтора. Однажды Петя отозвал меня в сторонку и сказал: «Значит так, пора вывозить тебя в свет. Поедем на областной поэтический семинар. Ничего не бойся. Вечером одна по гостинице не шляйся. И не пей… без меня». Правду сказать, я и с ним-то не пила.
Меня приняли хорошо, покритиковали немного, надавали всяческих советов, лишь один, Александр Ибрагимов, произнёс: «Посмотрите на её лицо, ей не в поэзии место, а в гареме». Я это ему потом припомнила, он смеялся, говорил, что это была провокация. На этом же семинаре поэт Валерий Зубарев написал экспромт на тему «Поэтическая весна»:
Воробьиные штрихи
На снегах подтаянных,
И капели, как стихи
Гали Золотаиной.
АЖ, ОТОРОПЬ БЕРЁТ!
- Ахматова, это та, которая плохо разговаривает?
- Да она уже лет пятьдесят вообще не разговаривает – померла, - отвечаю я.
- Галина Михайловна, это она Ахматову с Ахмадулиной спутала!
- А, вспомнила, у неё ещё сын повесился!
- Да нет, у неё сын шестнадцать лет в общей сложности отсидел по политическим статьям, - отвечаю я.
- Ты что, это же у Цветаевой сын повесился!
- Да нет, он на фронте погиб, а повесилась сама Цветаева.
-А кто из поэтесс под поезд бросился?
- Анна Каренина!
- А чё она тоже была поэтесса?
Разговор в кругу самодеятельных поэтов.
КУРИЦА - ПОЭТУ
Ты не мальчик, право слово,
Знаешь правда где и ложь,
Но яичка золотого,
Хоть убейся, не снесёшь!
p.s. Мой Лёшка (Коменаку мой!) ушел 1 февраля 2013 года навсегда.
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
28 декабря 1961
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
