Где шел снег,
там шел я.
Снег и я.
И больше
не было
ничего.
Ушли троллейбусы
и друзья
И в городе не было
никого.
Уже пустынно,
хотя еще не темно.
Только снег падает
пушистой сажей.
И никто
не посмотрит в окно
И про себя,
дыша на стекло,
не скажет:
Куда он идет сейчас,
в такой снег...
Разве в такую погоду
куда-то хочется...
Только просто идет,
идет человек...
Бредет в свое одиночество...
Можно с близким
делить вино,
Хлеб и любовь,
остаток дня...
Но одиночества своего
Ни с кем
никогда
разделить нельзя.
Ни с кем,
никогда,
ни за что и нигде.
Ни за секунду,
ни за целый век.
Всегда
на этой шумящей Земле
Одиноки снег
и
идущий в него
человек...
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко;
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
Ноябрь 1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.