У каждого, наверное, бывает такой этап, когда жизнь в буквальном смысле рушится, рассыпаясь на мелкие осколки. Бывшие мечты и надежды становятся мелкими и незначительными. Тоска беспощадной иглой пронзает сердце, а жалость к себе острыми когтями пережимает горло. Тогда из глаз капают хрустальные слёзы разбитой любви...
* * *
Душа раскололась.
На разные части света.
Ответа ,,зачем?" не ищи.
Мы бродим по свету,
Всю жизнь собирая
Осколки своей души.
* * *
Я- кинута. Я- брошена.
Снегами запорошена
Тропа любви унылая,
Дорожка сиротливая.
Я- брошена. Я- кинута.
Тропа слезами вымыта,
И на ветру качание
Последних слов отчаянных.
Но ветер поздней осенью
Слова приносит,с проседью,
Последнего признания,
Швырнув их на прощание.
Банальные, забытые,
Ногами в грязь забитые,
Лежат слова под лужами,
Теперь уже не нужные...
* * *
Осенний марафон.
Осенний вечер пуст, уныл и сер.
Я жду. Часы отбрасывают стрелки.
Но в колесо к измучившейся белке
На вечный праздник ты не захотел
Прийти. Опять. Уже в который раз.
Я снова твой приход не угадала.
Хотя, старалась и часы считала
Давно. Вчера. Сегодня. И сейчас.
Я вряд ли для себя найду ответ.
Ты не пришел- я тихо умираю.
Как будто кожу заживо сдираю
В средневековой пытке. Столько лет...
Слились любовь моя и боль моя.
Как больно в грудь кинжалом засадили!
Я не умею жить, любить вполсилы,
А в полную мне с этим жить нельзя.
Всё жду, когда любовь перегорит.
Как выкидыш от личных послечувствий.
Но нет! Любовь всегда полна предчувствий
Несбыточного. А душа...болит.
Включаю фильм ,,Осенний марафон,,
И понимаю: это уже было.
В моей любви лишь только я любила.
Любила- я. А был ли рядом- он?
Безвольной рукою, не спеша,
Сижу сейчас, слагаю эти строки.
Мне не нужны соседские намеки:
Всё бабы- дуры!". Не поймёт душа.
* * *
Ты - не Щелкунчик. Чары не разбить.
И я- не Маша, чтоб пилить по нервам.
Я попыталась сделать это первой,
Не зная, что прогнать- не легче, чем убить.
* * *
Не хочу ничего. Ничего не хочу.
Я не жизнью живу, только около.
Или птицей подраненной с неба лечу,
Или вою волчицей у логова.
Опостылело все и заела тоска:
Проза жизни - сплошная серятина.
Кроме стона в душе не слыхать голоска,
И от сердца одна только вмятина.
,,Для чего" и ,,зачем" - не пустые слова,
Это стимул и бич продвижения.
А внутри- пустота. А внутри- тишина.
И нужно ли оно, продолжение?
Мне бы неба кусок, мне бы воздуха вдох,
Но боюсь я из сил просто выбиться.
И закрыты глаза, и колодец засох:
Ни напиться, ни встать и не выбраться...
* * *
А по ночам любовь,
Которой больше нет,
Скулит, и стонет,
И стенает жутко,
Как будто это я
Сломала будку,
В которой и жила
Она все двадцать лет...
Я не жестока. Нет.
Но я - увы!- горда.
И с гордостью своей,
Как с пи́саною торбой,
Всё жду, когда любовь
Калачиком затертым
Приткнётся в уголок,
Умолкнув навсегда.
* * *
Я больше крем-зефир взбивать не дам.
И кашку манну я варить не стану.
Я даже хлеба с солью не подам.
Всё! Бар - закрыт. Питайтесь по уставу.
Да. Я- такая. Широка душой,
Разбаловала всех на разносолах.
Пирог души- не Ваш. Он - только мой.
И поделюсь им только лишь с собою.
* * *
И были слова...
Неторопливо сказанные,
Равнодушием полные.
И печаль птицей
В сердце забилась-
Пошлю её нафиг!
Перечеркнула
Двадцать лет...
Боже! Какие они
Были долгие!
Блекнет образ,
Выцветает,
Как старая
Фотография.
Трескается лицо,
Рассыпая осколки
Былого величия и
Эпатажности.
Забывается голос,
Движения,
Даже лица выражение...
Всё. Потерял свою
Долю важности.
И...грузом упало
С плеч и души
Напряжение.
Спо - кой - но...
Прошептал
Последний щелчок
Замка.
Сво - бод - на.
Олег Поддобрый. У него отец
был тренером по фехтованью. Твердо
он знал все это: выпады, укол.
Он не был пожирателем сердец.
Но, как это бывает в мире спорта,
он из офсайда забивал свой гол.
Офсайд был ночью. Мать была больна,
и младший брат вопил из колыбели.
Олег вооружился топором.
Вошел отец, и началась война.
Но вовремя соседи подоспели
и сына одолели вчетвером.
Я помню его руки и лицо,
потом – рапиру с ручкой деревянной:
мы фехтовали в кухне иногда.
Он раздобыл поддельное кольцо,
плескался в нашей коммунальной ванной...
Мы бросили с ним школу, и тогда
он поступил на курсы поваров,
а я фрезеровал на «Арсенале».
Он пек блины в Таврическом саду.
Мы развлекались переноской дров
и продавали елки на вокзале
под Новый Год.
Потом он, на беду,
в компании с какой-то шантрапой
взял магазин и получил три года.
Он жарил свою пайку на костре.
Освободился. Пережил запой.
Работал на строительстве завода.
Был, кажется, женат на медсестре.
Стал рисовать. И будто бы хотел
учиться на художника. Местами
его пейзажи походили на -
на натюрморт. Потом он залетел
за фокусы с больничными листами.
И вот теперь – настала тишина.
Я много лет его не вижу. Сам
сидел в тюрьме, но там его не встретил.
Теперь я на свободе. Но и тут
нигде его не вижу.
По лесам
он где-то бродит и вдыхает ветер.
Ни кухня, ни тюрьма, ни институт
не приняли его, и он исчез.
Как Дед Мороз, успев переодеться.
Надеюсь, что он жив и невредим.
И вот он возбуждает интерес,
как остальные персонажи детства.
Но больше, чем они, невозвратим.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
