Раскраивай дверное полотно,
к полуночи податливо оно —
к рукам твоим прильнёт слезой-смолою.
Слёз этих не смахнуть, не осушить,
и с ними остаётся только жить —
хотя бы до утра. Лишь солнце злое
твоей коснётся выкройки лучом,
дверной прожжёт глазок и нипочём
в ущербе не признается, и как бы
не горевал ты над прорехой, но
раскраивай дневное полотно
по силам — пусть входной замок расхлябан,
ещё не встав в готовые пазы,
и ты, в жилище новом не пожив,
стоишь, ветрам открыт, вперёд ни шагу.
Но полотно берёт тебя в тиски,
и заготовка гробовой доски
штрихами точными ложится на бумагу.
Свет погасят. Ни улицы, ни двора.
Спят в раю, но в рай тебе не попасть.
– Видишь, ровное минное поле? Пора, –
кто-то скажет. – Господи, Твоя власть.
И по полю минному, напрямик...
что жалеть, бояться теперь чего?
Поплетешься, двоечник-ученик,
и сто раз подорвешься. А до Него
далеко. Но пробьется небесный свет,
и в кармане засвищут вдруг соловьи,
и Он спросит, – Не больно, не страшно? Нет?
– Нет, не страшно, тут, Господи, все свои.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
