Монгольский ветер всю ночь терзает уральский город —
скрипят рябины, ложатся травы, хлопают окна.
А наутро грянет жара и взвоют газонокосилки —
звук такой, будто гидроцикл взрезает волну морскую —
это если закрыть глаза и подумать об отпуске всуе.
Ай, была-не была, хрясь о кафельный пол копилку!
Целых пять золотых — ради этого стоило кокнуть
раритет пратётушек-вольтижёрок.
Мы с тобой перед сном закопаем монеты в землю,
Ну и что — на лифте вниз, ну и что — мегаполис?
Мы представим, что поле чудес — это просто поле,
на котором просто уральцы сажают чудо-монеты.
А во сне, обжигая пальцы о хвост кометы,
полетим туда, где водится белый кролик —
там, где неумолимое время потуже затянет пояс
и пойдет вприпляску, и споёт люли-лели.
На рассвете поднимем шторы, посмотрим в окно —
о, чудо! —
вместо дерева, полного глупых, бренчащих денег,
вырастает старинный корабль размером с город
и полощется в утренней дымке алый парус.
...Закрываю глаза, до будильника сорок минут осталось.
Набормочешь с три короба, если монгольский ветер
ночь за ночью терзает пратётушек-вольтижёрок,
что сидят на скрипучих рябинах и поют люли-лели,
и сжимают в ладонях копилку свою. А покуда
я раскачиваюсь, словно маятник, у колыбели.
Мнятся мне берега, корабли, кипарисы...
Доня, спи. Засыпай, моя сказочная Алиса.
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи, глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.