О этот неповторимый стиль!=) Мне очень нравятся ваши произведения, в которых, несмотря ни на что, так много романтики.=)
"ТЫ ХРУСТАЛЬНАЯ ДУША моя, ты мой скептицизм при превращении
в бесконечно злого безумца." - просто великолепно.=) высший балл.=)
ИМХО ЭТО - ПОЭЗИЯ... именно с этих больших букв. Я в восторге. Признаюсь, я не воспринимаю, Мераб, твои стихи целостно и до конца, но во мне происходят процессы при прочтении). Они двигают тонкие настройки моей души.
Как все новое, это поэзия не обязательно найдет много адептов. Но обязательно найдет хулящих и не понимающих. И это правильно. И среди них будут достойные и достойнейшие. Это не минус и не плюс – это восприятие. Я неплохо (не очень плохо) разбираюсь в изобразительном искусстве… но, черт возьми! Я так не понимаю современные направления… (( Возвращаясь к творчеству Мераба… Может, это и не поэзия в каком-то общем смысле слова, я большой мальчик и всегда понимаю, что могу быть не прав. Но тогда мы пролетаем мимо этого понятия вместе, Мераб. ) Вот и DiavoLLita с нами ). И еще Наташу прихватим с собой, и еще нескольких… Оч. достойная компашка, имхо! )))
Кипение кончилось и вся ржавчина стекала по шрамам от крыльев…
…с золотыми страницами моих преступлении и сновидениями падении...
…ЛИШЬ ПУЛЬСИРУЮЩИЕ ПАЛЬЦЫ НА БАРАБАНАХ ТЕЛ НАШИХ, ГОТОВЫХ ВЗОРВАТЬ ВСЕ ОКРУГЛЫЕ ФОРМЫ, НЕ ЛЮБЯЩИЕ ОТКРОВЕНИИ!
баллю и забираю!
Я всегда с удовольствием воспринимаю любое откровенное "обозрение" в сторону моих произведении. Спасибо за понимание
mitro, зато ваши описания интимных сцен никогда не назовут непристойными. " и стал украшать я ФАСАДЫ ТВОИХ ГРУДЕЙ" - замечательно на мой взгляд. Присоединяюсь также к вашим сторонникам, отписавшимся выше. У вас красивые и непривычные сравнения, поэтому даже самое личное становится, как бы общим достоянием, тем, что каждый может представить по своему. Будут баллы, вернусь, чтобы поделиться. Спасибо.
Я рад Софи, именно "безличное" восприятие описываемого главная цель истой литературы, можно передавать сенситивные кадры и предлагать читателям любого вкуса для последующих раскадровок онными, это и есть ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЩЕНИЕ и уважение к самой магической выдумке Господа-СЛОВУ.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Провинция справляет Рождество.
Дворец Наместника увит омелой,
и факелы дымятся у крыльца.
В проулках - толчея и озорство.
Веселый, праздный, грязный, очумелый
народ толпится позади дворца.
Наместник болен. Лежа на одре,
покрытый шалью, взятой в Альказаре,
где он служил, он размышляет о
жене и о своем секретаре,
внизу гостей приветствующих в зале.
Едва ли он ревнует. Для него
сейчас важней замкнуться в скорлупе
болезней, снов, отсрочки перевода
на службу в Метрополию. Зане
он знает, что для праздника толпе
совсем не обязательна свобода;
по этой же причине и жене
он позволяет изменять. О чем
он думал бы, когда б его не грызли
тоска, припадки? Если бы любил?
Невольно зябко поводя плечом,
он гонит прочь пугающие мысли.
...Веселье в зале умеряет пыл,
но все же длится. Сильно опьянев,
вожди племен стеклянными глазами
взирают в даль, лишенную врага.
Их зубы, выражавшие их гнев,
как колесо, что сжато тормозами,
застряли на улыбке, и слуга
подкладывает пищу им. Во сне
кричит купец. Звучат обрывки песен.
Жена Наместника с секретарем
выскальзывают в сад. И на стене
орел имперский, выклевавший печень
Наместника, глядит нетопырем...
И я, писатель, повидавший свет,
пересекавший на осле экватор,
смотрю в окно на спящие холмы
и думаю о сходстве наших бед:
его не хочет видеть Император,
меня - мой сын и Цинтия. И мы,
мы здесь и сгинем. Горькую судьбу
гордыня не возвысит до улики,
что отошли от образа Творца.
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Зачем куда-то рваться из дворца -
отчизне мы не судьи. Меч суда
погрязнет в нашем собственном позоре:
наследники и власть в чужих руках.
Как хорошо, что не плывут суда!
Как хорошо, что замерзает море!
Как хорошо, что птицы в облаках
субтильны для столь тягостных телес!
Такого не поставишь в укоризну.
Но может быть находится как раз
к их голосам в пропорции наш вес.
Пускай летят поэтому в отчизну.
Пускай орут поэтому за нас.
Отечество... чужие господа
у Цинтии в гостях над колыбелью
склоняются, как новые волхвы.
Младенец дремлет. Теплится звезда,
как уголь под остывшею купелью.
И гости, не коснувшись головы,
нимб заменяют ореолом лжи,
а непорочное зачатье - сплетней,
фигурой умолчанья об отце...
Дворец пустеет. Гаснут этажи.
Один. Другой. И, наконец, последний.
И только два окна во всем дворце
горят: мое, где, к факелу спиной,
смотрю, как диск луны по редколесью
скользит и вижу - Цинтию, снега;
Наместника, который за стеной
всю ночь безмолвно борется с болезнью
и жжет огонь, чтоб различить врага.
Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на Востоке мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри,
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.
январь 1968, Паланга
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.