Стекает март по взмокшим вальмам,
вздыхает раствердевший наст –
совсем не так оригинально,
как мог бы течь экклезиаст
по дну протаявших прозоров
ставропигиальных каннелюр,
но иней даже на узорах
застывших фресок и гравюр.
Велюр, парча, изнеможенье
тяжелотканных багряниц,
и строй молитвенного пенья
пространство повергает ниц.
Душа весь век в анабиозе,
и лишь во сне наоборот:
о.Антоний на морозе
губами стаивает лёд.
