Утром Илью Петровича стошнило. Вечером он съел кильку в томатном соусе с гречневой кашей и сразу стало не по себе. Глаза кильки противно хрустели на зубах, а фрагменты хребтов застревали в съёмном протезе. Но голод возобладал и вся банка была опустошённой и даже дочиста вылизана кусочком чёрствого хлеба.
В блевотных массах обнаруживалось что-то сурового вида и даже с лёгким оттенком грусти. Илья Петрович разнервничался в догадках о неизлечимой болезни, попытался смыть и больше не вспоминать, что с ним не так.
Но канализация вдруг прозвучала симфонией Вивальди, а не переваренный томатный соус с вкраплениями киличных глаз глубоко заглянул в душу Петровича и начал заполнять его самого, потом, заполнив, выплеснулся наружу и расплавился на кленовых листьях. Листья с грохотом попадали и затянули соусной жидкостью промозглый асфальт.
Переполненный Илья Петрович рванул на кухню, забрызгивая оранжевым стены. В окно стучались два глаза, стремительно покрывающиеся осенними заморозками, а разрастающееся бельмо небрежно взбивало их погружным блендером.
Оконное стекло начала неестественно тягуче разламываться и мягко ложиться на тапочки-собачки Петровича, топорща им потрёпанные уши. Несколько снежинок, увлечённые сквозняком, затрепыхались на подоконнике, Илья Петрович с нежностью прикоснулся к ним и вздрогнул.
Что-то зачавкало в ладонях. Он разжал их, а выскользнувший косяк серебристой кильки незамедлительно затопил соседей по зиме.
Повстречался мне философ
в круговерти бытия.
Он спросил меня: "Вы – Лосев?"
Я ответил, что я я.
И тотчас засомневался:
я ли я или не я.
А философ рассмеялся,
разлагаясь и гния.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
