Он давно для себя решил, что лучшая из имеющихся у него возможностей – молчание. Только молчание делало его таким – не вызывающим сомнений в исключительности. Сомкнутые слипшиеся губы и неподвижно продавливающие кого бы там ни было глаза – действующий безымянный портрет лица.
Ночами, когда стекло становилось убывающим водопадом, входил в его перламутровые разводы нагим и пытался распознать половую принадлежность, хотя делать этого не нужно было, по утрам он возвращал парадный костюм в своё тело и бабочку на шею.
После облачения в готовую одежду разрывающее желание выпить чашечку кофе и пыхнуть дымом гаванской сигары обжигало пустотелую бездну. Самое страшное было догадываться, что он не владеет собственным внутренним миром, есть кто-то невидимый, раздавливающий его своей властью.
И попытка овладеть властью над собой разбивалась в карманах модного фрака, задыхалась в бабочке на шее.
Когда он, нагой, встревоженный долгим отсутствием своего облачения, заглянул в примерочную, власть, так долго прятавшаяся под лацканом пиджака, потеряла сознание.
Он бережно сжал её в своих пластмассовых глазах. Манекен взял власть в свои руки и надел её на упавшего в обморок покупателя.
Увидев манекена в магазине, пугаюсь. Кажется, понимаю, почему. Секунду сознание воспринимает манекен, как человека, но, только, мертвого человека. Страшновато.
Но, здесь, мне кажется, речь, не просто о таком, магазином, манекене.
Здесь переживания человека настоящего, живого, вынужденного, однако, долго подчиняться чему-то, приспосабливаться, подделываться, имитировать, фигурально говоря, быть частично манекеном.
И человек этот раздваивается постепенно внутри себя, и живая часть его властвует над мёртвой и думает она (эта часть), что власть эта – власть над собой (хорошо, ведь!), и не замечает момента, когда власть эта переходит ко второй его части (к манекену).
Первые два абзаца – ещё живой человек, третий и четвертый абзацы – смешались человек и манекен, пятый и шестой – манекен взял власть.
Стихотворение в прозе. Страшное, красивое, правдивое.
Наташа, спасибо ещё раз большое.
Интересно!
Благодарю. :)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в том городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных,
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной,
под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.