Ты все еще всматриваешься? Ищешь, надеешься что то увидеть?
Смотри сразу на четыре стороны, он выйдет наполняя светом
и поглотит тьму, пустота отступит, безупречный и сильный.
У тебя вырастут крылья, изменчивая удача встанет рядом
и скажет пошли. Он скажет: То, что произойдет уже свершилось
раньше, иди с миром. Все думают это Бог, а ты думаешь это Гог,
Все говорят Боже, а ты говоришь Гоже. Поторопись, все уже произошло,
за тебя все сделали другие. Хватит есть хлеб когда тебе дают все.
Никто не знает чего хочет, но почему то говорит я хочу то, или это.
Когда получают, думают, разве я это хотел?.. Мы идем, впереди дом.
Боже милостивый, я знаю, это сумасшедший дом! Вот этого я хотел?!
Доктор, я вверяю себя тебе, мне больше не нужно думать что хорошо,
а что не очень, ты настолько хорош что знаешь все за всех.
Много времени, можно делать все что хочешь, можно даже писать.
Никто не скажет мне что я сумасшедший, ведь это очевидно, факт.
По эту сторону стены я могу увидеть весь наш мир по другому.
Здесь никто не осудит меня и я не буду осуждать. Это место
откровения, это место тайны, и всякая тварь божия ничтожна.
Что лучше, осуждать или быть осуждаемым? Говорить с сумасшедшими,
или говорить с лицемерами? Признаешь безумие и тех и этих?
А своё? Всякий кто не замечает или не признает своего безумия,
выглядит именно таким. Всякий кто признает страдает.
И вот придет тот кто отделит от тебя все что мучает,
поставит ворота на дорогу назад, запрет, и отдаст ключи
Гогу, кто то скажет Боже, а кто то Гоже. Не всем, другие
вернутся в родильный дом и продолжат искать свой счастливый день.
Зверинец коммунальный вымер.
Но в семь утра на кухню в бигуди
Выходит тетя Женя и Владимир
Иванович с русалкой на груди.
Почесывая рыжие подмышки,
Вития замороченной жене
Отцеживает свысока излишки
Премудрости газетной. В стороне
Спросонья чистит мелкую картошку
Океанолог Эрик Ажажа -
Он только из Борнео.
Понемножку
Многоголосый гомон этажа
Восходит к поднебесью, чтобы через
Лет двадцать разродиться наконец,
Заполонить мне музыкою череп
И сердце озадачить.
Мой отец,
Железом завалив полкоридора,
Мне чинит двухколесный в том углу,
Где тримушки рассеянного Тёра
Шуршали всю ангину. На полу -
Ключи, колеса, гайки. Это было,
Поэтому мне мило даже мыло
С налипшим волосом...
У нас всего
В избытке: фальши, сплетен, древесины,
Разлуки, канцтоваров. Много хуже
Со счастьем, вроде проще апельсина,
Ан нет его. Есть мненье, что его
Нет вообще, ах, вот оно в чем дело.
Давай живи, смотри не умирай.
Распахнут настежь том прекрасной прозы,
Вовеки не написанной тобой.
Толпою придорожные березы
Бегут и опрокинутой толпой
Стремглав уходят в зеркало вагона.
С утра в ушах стоит галдеж ворон.
С локомотивом мокрая ворона
Тягается, и головной вагон
Теряется в неведомых пределах.
Дожить до оглавления, до белых
Мух осени. В начале букваря
Отец бежит вдоль изгороди сада
Вслед за велосипедом, чтобы чадо
Не сверзилось на гравий пустыря.
Сдается мне, я старюсь. Попугаев
И без меня хватает. Стыдно мне
Мусолить малолетство, пусть Катаев,
Засахаренный в старческой слюне,
Сюсюкает. Дались мне эти черти
С ободранных обоев или слизни
На дачном частоколе, но гудит
Там, за спиной, такая пропасть смерти,
Которая посередине жизни
Уже в глаза внимательно глядит.
1981
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
