Не всё ли вам равно куда
вокруг вас крутится среда
среда конечно не вода
вода же мокрая среда
а вот четверг совсем другое
он рыбий глаз и всё такое
а если в пятницу упасть
то можно в банный день попасть
и тут уж шайки мойки тазики
и безответно щиплет глазики
другое дело по субботам
кто отдыхать а кто работать
хозяин подался в гульбу
а вор залез через трубу
ещё бывает воскресенье
но это в случае везенья
и уж не дай вам бог попасть
в попонедельничную пасть
это похмельная среда
она такой была всегда
не знаю что сказать про вторник
про вторник лучше знает дворник
он с окружающей средой
всегда беседует метлой
и вновь мы попадаем в среду
блаженней попадать к обеду
соСРЕДАточился и - "бряк"
и на столе стоит коньяк.
Не угадал - не "Арманьяк"
Всего лишь только "Три звезды" -
из окружающей среды.:)
прочиталось,конечно,легко, но, помилуйте, Аркадий, это что за предмет такой недетский-знакомство с окружающим миром? неужели круговорот алкоголя в природе настолько необратим? аж челюсть свело. моя совесть решила, что это после некоторых событий и мне напоминание. хм-хм)))
Нет, Лена, - это не напоминание. Это - воспоминание: " Была рождественская ночь...":)
А круговорот алкоголя в природе - необратим и прекрасен ( в ограниченном количестве) и даже переносится на расстояние - исключительно восточным ветром...
А о каком предмете вы вопрошаете? Бред - он беспредметен )))
Ну вот, сейчас этот бред вернётся ко мне по почте(((
Всё, всё - больше ни граммульки (
насмеялась от души- кошку разбудила)).
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.