Одиночная палата, типа «VIP».
Признаюсь, хоть не хотелось, влип, так влип.
Первый снег ласкает землю за окном,
А в мозгу стучит упрямо метроном:
Не вернёшь морозной свежести минут,
И часы метели первой не придут.
Мир укрылся от тебя своей зимой,
И ему к тебе не надо – выходной.
Безнадёжность скрасит только медсестра,
Что с наганом вдруг присела у костра.
Пули снайпера её не достают,
В перспективе у неё мединститут.
А пока она готова мне помочь
Всем, чем может.
Скоротать, к примеру, ночь.
По пробиркам разливает чистый спирт
И на газовой горелке мастерит
Что-то большее, чем старомодный крэк.
Всё ж до морга для неё я человек.
И про мужа, не в пример другим, молчит.
Вспомнил! Муж-то - это я! Вот паразит!
До чего довёл родную, эгоист…
Не умру, так буду требовать стриптиз:
«Сбрось халат, под ним ведь нет уже белья».
Из окна на нас глядит святой Илья.
Его слёзы замерзают на ветру.
Я хочу, чтобы видение к утру
Не исчезло.
А пока меня зовёт
Кира Найтли -
Вместе встретить Новый год.
А любовь всегда реальна…
Что за бред…
У жены диплом врача уж много лет.
И студенткой я её совсем не знал.
Очень жаль! Наверно, много потерял.
Всё же пару тысяч дней, как ни крути,
Без манящего дыхания… Молчит
Белый призрак у погасшего костра,
Громыхает по ж/д мосту состав.
Наступает на останки бреда-сна
Утро хмурое, про боль мою прознав.
Облетали дворовые вязы,
длился проливня шепот бессвязный,
месяц плавал по лужам, рябя,
и созвездья сочились, как язвы,
августейший ландшафт серебря.
И в таком алматинском пейзаже
шел я к дому от кореша Саши,
бередя в юниорской душе
жажду быть не умнее, но старше,
и взрослее казаться уже.
Хоть и был я подростком, который
увлекался Кораном и Торой
(мама – Гуля, но папа – еврей),
я дружил со спиртной стеклотарой
и травой конопляных кровей.
В общем, шел я к себе торопливо,
потребляя чимкентское пиво,
тлел окурок, меж пальцев дрожа,
как внезапно – о, дивное диво! –
под ногами увидел ежа.
Семенивший к фонарному свету,
как он вляпался в непогодь эту,
из каких занесло палестин?
Ничего не осталось поэту,
как с собою его понести.
Ливни лили и парки редели,
но в субботу четвертой недели
мой иглавный, игливый мой друг
не на шутку в иглушечном теле
обнаружил летальный недуг.
Беспокойный, прекрасный и кроткий,
обитатель картонной коробки,
неподвижные лапки в траве –
кто мне скажет, зачем столь короткий
срок земной был отпущен тебе?
Хлеб не тронут, вода не испита,
то есть, песня последняя спета;
шелестит календарь, не дожит.
Такова неизбежная смета,
по которой и мне надлежит.
Ах ты, ежик, иголка к иголке,
не понять ни тебе, ни Ерболке
почему, непогоду трубя,
воздух сумерек, гулкий и колкий,
неживым обнаружил тебя.
Отчего, не ответит никто нам,
все мы – ежики в мире картонном,
электрическом и электронном,
краткосрочное племя ничьё.
Вопреки и Коранам, и Торам,
мы сгнием неглубоким по норам,
а не в небо уйдем, за которым,
нет в помине ни бога, ни чё…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
